Сон не идет…
Вместо него – злость и раздражение. Нервы взвинчиваются; кулаки сжимаются; я начинаю стучать ими по полу (я сплю эту зиму на полу), в стену. Стучу сначала слабо, потом все сильнее, чтобы почувствовать хоть боль. Не помогает! Сна нет…
Наконец, я не выдерживаю больше, вскакиваю и как бешеная начинаю метаться из угла в угол, из конца в конец, сотни, тысячи раз измеряю свою комнату, как дикий зверь в клетке. Бегаю все быстрее, до тех пор, пока не падаю, разбитая до того, что не в состоянии уж ни повернуться, ни стукнуть кулаком.
Тогда начинается что-то похожее на дремоту. Бледная, такая же немигающая, как сама ночь и утро, подползает она к моему изголовью, и меня охватывает оцепенение. Я как будто забылась, но вместе с тем чувствую все, что происходит вокруг, и порой даже не знаю, сплю я или нет, во всяком случае готовая каждую минуту раскрыть глаза и продолжать то же состояние, которое было за минуту перед тем.
Приходит полное утро.
За стеной начинают вставать. Лидия разводит самовар и немилосердно стучит (о дочь сатаны!) по полу поленом, выкалывая из него щепы. Я стучу ей в стену что есть мочи, она – преспокойно продолжает свое, несмотря на то что каждый день я с ней воюю за это.
Но вот щепки наколоты, я опять впадаю в оцепенение.
Вдруг дверь ко мне отворяется: «Барышня, прачка пришла…»
– О Господи! – призываю я уже добрую силу, – да просила ж я не будить меня84! Пусть приходит кто угодно, десять тысяч прачек, пусть все горит, проваливается, только Бога ради дайте мне заснуть…
Лидия с ворчанием уходит. Но дело мое окончательно проиграно: даже былое оцепенение не приходит, и я подымаюсь со своего ложа белее самых белых петербургских ночей…
И так каждый день вот уже полторы-две недели. И красота их мне не в красоту.
А как наслаждалась я Петербургом в прошлом году этой порой. Я тоже осталась одна, и белые ночи как хороши были! И спалось после них как хорошо!..
А теперь – устала… «Умереть – уснуть…»85
23/V. Голубушка Lusignan! Она сегодня опять принесла мне корму: наделала буттербродов и в мое отсутствие занесла их мне.
Сколько людей мне делают добро на каждом шагу, а я?..
Противная эгоистка! Вчерашней ночи я забыть не могу!..
Вечером. Сколько все-таки басен заимствовал Крылов у Сумарокова. Но зато и какая разница в исполнении. Все равно как Шекспир и его бесталанные источники!
А может быть даже, Крылов и не заимствовал, а просто у него с Сумароковым был один общий источник.
Вот сходные басни у них: «Феб и Борей», «Дуб и Трость», «Лисица и Журавль», «Блоха» (тут только два места: «Слона потом вели на улицах казаться» и затем блоха, сидя на слоне: «О как86 почтенна я! Весь мир ко мне бежит, мир вид мой разбирает И с удивлением на образ мой взирает», – совсем как – «Мы пахали»); «Учитель и Ученик» (тема и мораль та же, что в «Кот и Повар» Крылова), «Пастух-обманщик», «Лев, Корова, Овца и Коза» (кажется, на эту тему есть и у Крылова), «Лев состаревшийся».
Сходный с «Блохой» мотив и в баснях: «Комар», «Надутый гордостью Осел», «Высокомерная Муха» и мн. др.
Дальше сходные басни: «Старик со своим сыном и Осел», «Ворона и Лисица» (у Сумарокова: «Какие ноженьки! Какой носок! Какие перушки! Да ты ж еще певица: Мне сказано, ты петь велика мастерица»), «Хромая лошадь и Волк» (кажется, есть и у Крылова), «Раздел» (а что это за Казицкий*, о котором Сумароков упоминает в баснях «Арап» и «Порча языка»?), «Друг невежа», «Хвастун», «Лягушка» («Возгордевшаяся лягушка»), «Осел и Собака» (кажется)
