Записки онкобольного, или История одного парика - страница 2



Так вот поймите, что любому, абсолютно любому человеку нужно нормальное отношение, не жалость, не сострадание, не советы, не умничания, не молчание, а просто обычное отношение. Я была и есть обычный человек – так дайте мне почувствовать себя обычным человеком.

Отдушиной и силой моей стал муж: он, как преподнесенный подарок с небес, был каменной стеной, обнимал меня, любил и просто говорил, что мы со всем справимся.

Вы знаете, эта ситуация как лакмусовая бумажка проявила людей вокруг меня: были те, кто просто перестал для меня что-то значить, а были те, кто неожиданно дал настоящую поддержку. Были врачи в поликлинике, которые спрашивали: «А она вообще ходячая?», а был онколог, который говорил: «Поздравляю, у вас хорошие шансы». И было много времени наедине со своими мыслями.

Это мои переживания, но думаю, что у других все очень схоже, не надо думать, что онкобольным не нужно общение, обычное, нормальное, дружеское. Нет, мы не всегда будем грузить своими проблемами всех, а иногда даже больше вас поддержим, чем вы нас. Но не вычеркивайте нас из «нормальных», не думайте ярлыками и стереотипами.

Вот так и мне пришлось невольно замкнуться в себе на время лечения. И только благодаря своему начальнику я продолжала ходить на работу и не сошла с ума в четырех стенах.

Странно, ведь человека с язвой желудка мы не станем утешать, жалеть, бояться заговорить с ним на эту тему, а вот рак – это закрытая тема, это стыдно, обидно и не принято. И я сама стесняюсь своей болезни, скрываю все ее проявления. Я в обморок падала, но не показывала свою слабость. И только самые близкие знают, как было и тяжело, и радостно. Я до сих пор с большим смущением даже при докторе снимаю парик. Это как обнажиться перед толпой незнакомцев. Холодным душем окатывает осознание своей наготы и беззащитности. А потом берешь себя в руки, успокаиваешь себя и уговариваешь, что это ненадолго, что все пройдет.

* * *

Этим утром все не заладилось: мы спешили, собирались, ребенок заплакал и попросился на ручки, бабушка пыталась успокоить, но малышка была безутешна. Я успокоила ребенка, собралась с мыслями, и мы поехали в больницу, застряли в ужасной пробке и уже опаздывали на операцию. Я позвонила в клинику, мою операцию поменяли местами с другой пациенткой. Перед операцией я не особо нервничала, скорее даже злилась за то, что такое утро получилось и мы опоздали.

Перед операцией осмотр, анализы, кардиограмма, все еще раз обсуждаем с хирургом и долго ждем. Меня уводят в просторную, светлую операционную, я дрожу от страха, холода и переживаний, там почему-то всегда холодно, но меня укрывают. Я всегда начинаю глупо шутить, когда нервничаю, и тогда опять шутила и улыбалась. Анестезиолог говорит: сейчас будем засыпать…

Просыпаюсь я уже в реанимации, не могу нормально шевелиться, ничего не чувствую, тошнит. Медсестра от одного пациента к другому ходит, заходят по очереди разные врачи, а в голове только мысли побыстрее увидеть мужа.

Меня привозят в палату, а там ждут испуганные и такие родные его глаза. Он нервничает, руки трясутся, но держится, чтоб не показать ни капли слабости, берет меня за руку, и тогда я успокаиваюсь – он рядом, и я могу уснуть.

В тихой, красивой палате я обескураженно плачу, мне сообщили, что, помимо мастэктомии, а проще говоря, полного удаления молочной железы, все же удалили лимфоузлы в подмышечной зоне. В ходе операции был произведен срез сторожевого лимфоузла и лабораторный анализ – он показал, что лимфоузел поражен метастазами.