Записки поперечного человека. Повести и рассказы - страница 10



Как жалко, что вся эта важнейшая для каждого человека информация приходит только на склоне лет, когда изменить уже ничего невозможно. Конечно, мне очень хотелось семейного счастья, но не удалось. За это я на судьбу не обижаюсь, поскольку хорошо понимаю, что сам не идеален, ведь моя мать не могла не внести определенную кривизну в мое восприятие женщины, и мне пришлось нести ее по жизни, хотя внутренне женщину я всегда идеализировал. Понятно, что приходилось в дополнение ко всему существовать в атмосфере примитивного отношения к любви, навязываемого социумом. Я захватил то время, когда было нормой выносить семейные проблемы на суд общества. Они обсуждались на комсомольских и партийных собраниях.

Инициаторами этих разборок всегда были женщины. Это естественно, поскольку самая большая кривизна, она сидит как раз в душах женщин, сущностях более консервативных, чем мужчины, сформировавших свое мировоззрение на ценностях советских, где муж и семья были вторичны относительно идеологии, а позже к нему добавились и ценности бандитских 90-х годов, которые опустили семью до уровня рынка. А еще не обидно потому, что за свою жизнь, наблюдая сотни семей и людских судеб, с настоящей любовью встретился всего два раза. По жизни видел терпимость, нетерпимость, предательства, склоки и даже драки между теми, кто соединил свои жизни, чтобы до конца этих дней на земле быть одной плотью, единым целым.

Опишу те два случая истинной любви, с которыми мне посчастливилось встретиться. Я уверен, что каждому о настоящей любви читать приятно, поскольку все к ней стремятся, но мало кому удается ее достичь. Начну по порядку.

В 1951 году моя семья получила квартиру в восьмиквартирном двухэтажном доме немецкого типа. На втором этаже в квартире №5 поселилась семья Брюховецких. Он – высокий мужчина с рябым грубым лицом, Она – изящная, стройная, симпатичная женщина, похожая на киноактрису. У них было двое детей, Люся – моя одногодка, училась в параллельном классе и сынок Толик, на три года младше. Я довольно часто приглашался к ним в гости, понятно с подачи Люси. Мы говорили о прочитанных книжках, о школе, о дворовых ребятах, иногда рисовали. Толик был тихим мальчиком и нам не мешал, возил машинки по полу, иногда доставал из коробочки ордена с медалями и игрался с ними. Должно быть, его папка храбро защищал нашу страну в войну.

Что же я там еще видел? В первую очередь культуру, сильно непохожую на нашу, мало отличающуюся от сельской. Я видел ее в виде картин на стенах и дизайна вещей наполняющих их квартиру. Все здесь было нестандартно, не так как у всех. У окна в большой кадушке стояло лимонное дерево высотой почти до потолка и на нем висели лимоны, а между рамами окон росли дыни. Это было Ее хобби, выращивать что-то оригинальное. В воскресенье Он иногда собирал в своей квартире дворовых детей и показывал фокусы. После представления всех угощали конфетами.

Для меня, мальчишки, взаимоотношения Его и Ее были на втором плане. Сейчас, вспоминая их, они вышли на первый план. Я это семейство почти боготворил, и мне было удивительно постоянное осуждение и обсуждение Его и Ее женщинами нашего двора причем, всегда в негативном плане. Как только Он получал на работе какие-то деньги, то всегда шел домой с роскошным букетом для жены и тортом для детей, а каждый праздник его жена во дворе появлялась в новом красивом платье. Женщины на лавке бухтели: «Вот опять дорогой ерунды накупил, а потом деньги занимает». Только сейчас я понимаю причину этого группового дворового осуждения. Зависть, женщинам тяжело наблюдать такое. Однажды Он вдруг исчез. Люся сказала мне, что ее папа уехал строить Братскую ГЭС и когда получит квартиру они переедут к нему в Братск. Действительно через полгода они уехали навсегда.