Он берёт гороскоп, газеты, садится на диван, немного неловко.
Лена сидит на сундуке, раскрашивает воздушный шарик. Молчит. Я пишу. У меня трясутся руки. Я пишу всё, о чём думаю. О том, что он рядом. Вот он сидит и больше не надо ничего и никого. А я пишу, смотрю в окно время от времени, и мне кажется, что он на меня смотрит.
– А нет у вас этого… гадания по руке?
– Нет. Если бы мы ещё по руке гадали!
Тётя Галя выручает Расспрашивает его: «Ну, чем тебя вчера обрадовали?»
– Всё прекрасно. В артиллерию. Это хорошо. В декабре или весной. Поеду домой недели на две.
– Учиться будешь, когда приедешь? Какой ты лодырь…
– А как же, буду.
Смотрю на него, он – на меня. Тётя Галя ему: «Ты разденься». Он снимает свой чёрный плащ. Тянись, время!
«Ишь, какие девочки деловые – одна рисует, другая пишет». Тётя Галя, умница.
Подняла голову. Улыбается, прячет улыбку в кулак и говорит:
– Да они не деловые.
– Какие мы деловые, Паша… Чай будешь?
«Девочки тебе чаю согреют».
– Нет, спасибо, я только что из столовой.
«Тебе надо, может, собраться? Девочки, выйдите в кухню.»
– Нет, не нужно, я только «дипломат» с собой возьму. Я оставлю у вас все вещи, когда приеду. Будет холодно.
«А то, может, и не увидимся больше».
– Куда же я денусь?
Лену позвала тётя Галя. Когда она вышла, Паша сказал мне каким-то изменившимся голосом;
– А у тебя какое созвездие?
– Близнецы.
– Это какой месяц? Июнь?
– Июнь. Это всё такая ерунда, этот гороскоп. Во что-то надо верить. Как народный календарь.
– 1983 —год Кабана? А… Кабана? А тот был годом Собаки?
– Кажется, Обезьяны.
– А что это обозначает?
– Кто его знает.
– Свадьбы… Ерунда какая-то. Кстати, Телец всегда был созвездием, под которым рождались гении. Гитлер, Ленин… То есть, Ленин, Гитлер… А тут – созвездие Близнецов. А ты, Лена, под каким созвездием?
– Дева, август.
– Что за передача?
– Фильм о Паулсе.
– Какие девицы рядом с ним… Паулс в подтяжках…
– Рабочий момент.
Заговорили о Высоцком. О том, что Паша чуть не купил его диски – один за сорок рублей, другой, французский – за девяносто.
– С собой было только восемьдесят. Я бы купил.
– Нам так не жить.
– А для меня – только Высоцкий. Никого больше не признаю.
– Какие там были песни?
Называет.
– Знаешь?
– Слышала. Нет, для меня – только Дин Рид.
– Дин Рид??
Достаю альбом.
– Это что – всё Дин Рид?
– Я этим занималась в шестом седьмом классе.
И началось…
– Дин Рид в Улан-Удэ, Дин Рид на БАМе… А в Ростове он не был? Страна подлинной демократии… О, да-да-да-да! «Братья по крови»… Кто этот юноша? Дин Рид?
– А что? Он даже очень выглядит…
– Да… не курит! А жену уродину взял, не мог найти покрасивее.
– А чем она тебе не нравится?
И как раз по телевизору – фильм, и Рената Блюме в главной роли.
– Вот, пожалуйста, тощая.
Читает по-немецки.
– А то мы ещё не слышали, давай-давай.
– У него голоса нет. О, в горах… Гойко Митич. Немецкий журнал? Эль кАнтор…
– Эль кантОр…
– Какой проходной балл был в педагогическом? Две мои знакомые поступили. Два года назад – 22 балла.
– Она очень даже ничего в «Марксе».
– Весь фильм испортила. Маркс – красавец мужчина, а она…
– Красавцы тоже бывают…
– «Гармоника»… Почему не гитара, не балалайка?
– Паша, ты что, веселишь нас на целый месяц?
Смеёмся. Как он смеётся! Здесь, у нас, он никогда так не смеялся. При мне он вообще никогда не смеялся.
– Я же не смеюсь над твоим Высоцким, ничего не говорю про него, а ты…
– Обиделась…
Иронично так.
