Но все же, несмотря на то, что пьеса выдержала всего несколько представлений, а самой Раневской на репетициях все время казалось, что все актеры удивляются, зачем Таиров пригласил эту бездарную артистку, после «Патетической сонаты» ее имя прогремело на всю Москву. Режиссер и профессор ГИТИСа Борис Гаврилович Голубовский в своих мемуарах писал: «Я следил за каждой работой артистки после давно забытого спектакля Камерного театра «Патетическая соната» М. Кулиша… Такую реалистическую, жесткую манеру игры на сцене Камерного театра, пожалуй, не видели ни зрители, ни актеры. Как богат контрастными красками ее образ!.. После спектакля зрители говорили только о Раневской».
Когда начали репетиции «Патетической сонаты», выяснилось, что Раневская боится высоты.
Декорации для спектакля были выполнены в виде дома без передней стены, чтобы было видно, что происходит на каждом этаже. И комната Зинки – героини Раневской – находилась под самой крышей. Увидев это, она запаниковала и испуганно призналась режиссеру, что боится высоты.
Таиров ее успокоил, а ее партнеру Михаилу Жарову сказал, чтобы тот не слишком «давил» на Раневскую, когда они будут играть совместную сцену в мансарде.
Жаров вспоминал потом: «Началась репетиция, я вбегаю наверх – большой, одноглазый, в шинели, накинутой, как плащ, на одно плечо, вооруженный с ног до головы, – и наступаю на Зинку, которая, пряча мальчишку, должна наброситься на меня, как кошка.
Я тоже волнуюсь и потому делаю все немного излишне темпераментно. Когда вбегал по лестнице, декорация пошатывалась и поскрипывала. Но вот я наверху. Открываю дверь. Раневская действительно, как кошка, набрасывается на меня, хватает за руку и перепуганно говорит:
– Ми-ми-шенька! По-о-жалуйста, не уходите, пока я не отговорю весь текст! A-а потом мы вместе спустимся! А то мне одной с-страшно! Ла-адно?»
Но конечно, когда настало время спектакля, Раневская забыла обо всем, включая страхи, и отыграла свою роль великолепно.
В Камерном театре Раневская не сыграла больше ни одной роли и весной 1933 года ушла в Центральный театр Красной армии.
Почему так получилось, до сих пор никто точно не знает, есть только догадки и предположения. Возможно, она не ужилась в одном театре с Алисой Коонен – та была примой и могла ревниво отнестись к громкому успеху Раневской в роли Зинки. Подобные конфликты и выживание молодых перспективных актрис из театра были обычным делом в то время, как впрочем и сейчас.
Возможно также, что Раневская не сошлась во взглядах на творчество с самим Таировым – характер у нее был не сахарный, к тому же она к тому времени уже имела привычку вмешиваться в режиссуру и самолично выстраивать свою роль.
Но против обоих этих вариантов свидетельствует то, что Раневская, Коонен и Таиров продолжали дружить еще много лет. И когда Камерный театр закрыли, Раневская лично ходила к ненавистному ей Завадскому (руководителю Театра имени Моссовета) и просила принять Коонен в труппу. Ну а о Таирове тем более всю оставшуюся жизнь вспоминала как о лучшем режиссере, с которым ей приходилось работать.
К Александру Яковлевичу Таирову Раневская испытывала особые чувства. Ни одного режиссера она никогда больше не уважала так сильно, как уважала его.
«Вспоминая Таирова, – писала она, – мне хотелось сказать о том, что Александр Яковлевич был не только большим художником, но и человеком большого доброго сердца. Чувство благодарности за его желание мне помочь я пронесла через всю жизнь, хотя сыграла у него только в одном спектакле – в „Патетической сонате“».
