Записки старого хрыча(зачеркнуто) врача - страница 2

Но, на мое счастье, я был отловлен моим приятелем еще по «той» жизни, который только что этот экзамен сдал. Это был Илья Лиснянский, мой друг, знакомый мне ещё по Москве. И усадил он меня за стол, и стал я учиться (а я еще и работал – книги в библиотеке по полкам расставлял). И велел он мне книги по медицине читать по-английски, сказав, что это вовсе не страшно и вполне доступно. И стал я по-английски читать. Короче, в декабре 1991 года я получил эту самую лицензию. А не встреть я старого друга – неизвестно, как сложилась бы моя судьба.

Но! Это дало мне только право заниматься медицинской практикой – не более того.

И стал я искать место для ученичества. А, как я уже писал, понаехала нас чертова уйма: когда такси привезло меня на экзамен для получения «ришайона», таксист аж ахнул: «Это всё врачи?» Сдавало одновременно, наверное, около двух тысяч человек. Действительно, редко увидишь такое количество врачей сразу. Сидящие, стоящие, лежащие на травке, жующие люди. И все – врачи. И все дрожат от страха. Но настоящий страх был еще впереди – последний, заключительный экзамен. А до него было еще ой как неблизко, потому что для того, чтобы стать «в законе», требовалось:

Отработать пять лет по специальности, в которые входят:

•

работа в закрытом отделении;

•

работа в открытом отделении;

•

полгода в неврологии;

•

год в поликлинике;

•

научная работа с публикацией в журнале.

Сдать два экзамена:

•

Первый – письменный – по американской системе, спустя половину срока, то есть через два-три года.

На иврите.

•

Второй экзамен – окончательный. Устный. В него входят:

–

вопросы по психиатрии – берешь билет и сразу отвечаешь;

–

клиническое интервью – приводят больного, 45 минут на беседу и клинический разбор случая;

–

неврология – три маленьких вопросика;

–

психотерапия – ты представляешь два реферата: «короткий» и «длинный» о двух твоих психотерапиях.

Они могут быть динамическими, поведенческими – какими угодно.

Завалил любую из частей экзамена – приходи через год снова.

Вот такой путь.

К слову, сейчас этот экзамен стал еще сложнее.

От природы я наделен весьма средними способностями ко всем наукам, включая языки. Но как-то вызубрил классическое руководство Каплана (это учится почти наизусть), кучу всякой литературы по психотерапии – от Фрейда до Коута и далее – и руководство по «Неврологии для дураков» Кауфмана (на самом деле это книга – руководство для психиатров).

Попутно меня как-то уволили, и я работал медбратом – без диплома медбрата, «подпольно». Уволили довольно противно и по-хамски, сказав, что я никогда не сдам никакие экзамены, что мне «слабо́» и, по Высоцкому, я «никогда не стану майором»!

А уволили меня из замечательного места, где сестры с видимым наслаждением хамили прямо в глаза.

Один из заведующих отделением рассказал мне, что потратил на свою психотерапию 40 тысяч долларов, и только благодаря этому он адаптирован к жизни. Судя по тому, что даже длительный курс психоанализа не смог заставить его не кидать в сотрудников тяжелые предметы (попадал он всё же в стенку, а не в человека, – оставалось радоваться тому, что он не учился гандболу), то у меня не хватало воображения представить себе моего старшего коллегу нелеченым. Видимо, его просто было нельзя спускать с цепи.

Незадолго до первой моей ходки на устный экзамен я пошел к колдунье – вернее, был отведен к ней женой. Сам я уже готов был идти куда угодно и просить помощи хоть у дьявола – подвернись он мне, точно заложил бы душу, не задумавшись ни на секунду.