– Не, не фонтан. У нас лучше, у нас несравнимо. У нас убедительней. Наши девочки – кайф. Пушкин и Лермонтов, блядь, по сравнению с этим ликбезом. У каждой диплом о высшем образовании торчит из трусов. Трусы, может, и не Кашарель, но за ними наши необъятные пейзажи и заветные тайны. Завинчиваешь ей болт по самую шайбу, чувствуешь рёбрышками, как он вошёл в резьбу заподлицо. Всё родное, всё наше! Представляешь, был бы в Париже русский публичный дом? Как в двадцатые годы. Нет, ты только подумай! Назвать как-нибудь, типа, Серп или молот. Что делать? или Кто виноват?. Или просто: Даёшь! Песни и пляски. Вставай проклятьем заклеймённый! Вставай на смертный бой! Раскинулось море широко. Расстилалась степь кубанская на диво и поёт лихие песни казакам. Вставай, короче, поднимайся! Со всей плакатностью, чтобы транспаранты на стенах, маузеры в чулках, в пизде чтоб патроны!
– И сифилис (говорю) уж тогда вместе с ней, и цинга. И пыточные кабинеты.
– Пыточные, обязательно пыточные. Комиссары. Звёзды. Перед каждым на столе наган. С зубами девушка столько-то, без зубов – двойной тариф! Ни чеки, ни карты не принимаются. Кстати, о деньгах, дорого всё. А нам платят гроши, тут у дворника жалование лучше. А мне нужно три тела на день, на это потребуется состояние, тысяч десять в месяц. Думай, Кадли, думай! Нужно выкручиваться! И спешить, спешить. Времени нет, жить нужно. И не люблю я без поцелуев, не нужно меня уговаривать, не полизать, ничего. Жопа – во какая, а в дырку палец не вставишь, сиси не пососёшь! Даже мять их не позволяет. Ещё, говорит, гони ей за это дополнительные. А я же упрямый, как посол, я даю. Отслюнявливаю последнее. Жена сидит без чулок, а я тут выбеливаю чёрные масти. В этих ведь сиськах, брат, заблудишься. Во какие! Надуты, как на демонстрацию. Цеппелины. Одно разочарование. А она только и ждёт, когда ты, наконец, уйдёшь. Дездемона. Лежит и терпит. Ты, спрашивает, немец? Губы надула. И ни хера ей не объяснишь! Ни на пальцах, никак. Душа человека – Потёмкин и его деревни. Я кончил, как застрелился!
Меня это тоже удручало. С ней (думаешь) по-человечески (всё кажется, она несчастней тебя, судьбой обижена), в кафе её пригласишь или в кино. А с ней буквально ни слова не скажешь, она как с Марса свалилась. Венера! У меня, была с понтом, подруга, сказала, говорит, ни одного фильма понять не могу, не знаю, зачем это нужно. И книг столько написано, зачем? С ума посходили! И правда (думаю), зачем столько книг? Чтобы добраться до Европы, она совершила немыслимое героическое путешествие, пересекла пустыню, прошла пешком тысячи километров, по пути родила двух детей, старшего потеряла, отправив его в багажном отделении самолёта (он там замёрз). Она скрывалась, бежала, её ловили, сажали, отправляли обратно, она совершала побеги, защищалась от насильников. Она кого-то убила, ей чуть не выбили глаз, наконец, добралась-таки до земли обетованной.
– Слава тебе Господи (крестится), слава тебе Господи!
Да (думаю), бог её может гордиться своим поступком. Приятеля арестовали за проксенетизм (оказывается, сожительство с проституткой автоматически считается сутенёрством). Проституция во Франции не запрещена, а сутенёры наказываются. Наверное, правильно. Экспроприация экспроприаторов. Обусловлено (как сказал бы Звездочёт Анус) антагонистическими противоречиями между малочисленными узурпаторами и трудящимися, наделёнными средствами производства.
