Записки веселого грешника - страница 2



Однажды Красаускас, мастер спорта по плаванию, любимец московской публики и друг многих известных людей, оскорбил отца, говоря что-то нелицеприятное о евреях, подвергая сомнению холокост. Отец очень любил Красаускаса, но за эти слова так ударил огромного художника-спортсмена, что тот свалился в фонтан, стоявший в центре кафе. Некоторое время после этого инцидента они не разговаривали, но потом Краскаускас, который вовсе не был антисемитом, а просто по пьянке сболтнул лишнего, признался в любви и уважении к моему отцу.

К отцу обращались очень многие, но был один особенно любимый клиент – заготовитель, имевший постоянные юридические проблемы. Этот человек всегда очень щедро расплачивался, но отец никогда не брал деньги вперед. Он говорил: «Если я возьму деньги авансом, это будет взятка, а если потом, то это уже гонорар». Многие вильнюсские адвокаты из жадности пренебрегали этим правилом и частенько оказывались за решеткой. Мой отец, к счастью, никогда не сидел и не боялся тратить деньги, поскольку криминала за ним не водилось.

И вот однажды у клиента возникла серьезная проблема, грозившая большим сроком. Отец рискнул и вместе с ним поехал в Москву попытаться попасть на прием к Генеральному прокурору Руденко. Во время войны Руденко приезжал с проверкой в 16-ю литовскую дивизию, где отец служил. А так как отец хорошо говорил по-русски, то именно его приставили к прокурору, чтобы его развлекать и создать нужное впечатление о дивизии. Они провели вместе четыре дня. Отец был остроумен, знал много анекдотов, спиртное не любил, но, если требовала ситуация, выпить крепко умел. Все это понравилось Руденко, и он проникся к отцу симпатией.

С тех пор они не общались, но отец все-таки решил обратиться к нему за помощью. Чтобы только записаться на прием к Руденко, нужно было ждать неделю, а уж до самого приема могло пройти очень много времени. Процедура была такая: проситель идет в секретариат, берет там бланк, заполняет его и снова сдает в секретариат.

Поскольку отец был большим любителем сладостей, он всегда таскал в кармане разные конфеты. Он зашел в секретариат, подошел к секретарше, не обращая внимания на сидевших в приемной адвокатов (в основном кавказцев), ждавших своей очереди записаться на прием, и положил ей на стол три конфеты «Кара-Кум» разных фабрик. Потом сказал: «Вот три конфеты: одна московская, вторая ленинградская, третья куйбышевская. Я отвернусь, а вы сейчас снимите с них обертки и, только честно, запомните, где какая лежит. А я вам тут же скажу, какая фабрика их изготовила. Это довольно сложно, поскольку они все одинаково выглядят».

Секретарша заинтересовалась: действительно, как это можно определить? Папа откусил первую, говорит: «Это – ленинградская, барахло, никогда не покупайте». Потом так же определил куйбышевскую, назвал ее самой лучшей. Секретарша, конечно, была сильно удивлена.

Пока они болтали, у Руденко настало время перерыва, и он занимался гимнастикой. Через приоткрытую дверь Руденко отца узнал (тот обладал довольно запоминающейся внешностью: большая голова, грива седых волос), но никак не мог вспомнить, где же они встречались. Закончив зарядку, Руденко вышел и сказал: «По-моему, мы с вами где-то встречались». Отец напомнил, и Руденко сразу пригласил его в кабинет.

Когда папа вышел, его окружили ожидавшие своей очереди кавказские адвокаты: «Паслюшай, каллега, как ти папал? Сколько дал? Кому?» Эти люди просто не понимали, как можно пройти к Генеральному прокурору за три конфеты.