Записки юного синоптика - страница 32




В аудитории


С пятницы на субботу заступили в караул. В воскресенье в стране отмечался Всесоюзный день лыжника. Как и всё училище, мы встали на лыжи и пробежали десятикилометровую дистанцию. Результаты остались нам неизвестны. В понедельник лыжная гонка была уже только для роты, снова 10 км. После неё – бегом в казарму, сдали лыжи, заступили в гарнизонный караул, опять охраняли «губу».

Сегодня вывесили результаты гонки. Оказывается, что я пробежал за 52 минуты 54 сек., что соответствует нормативу I степени военно-спортивного комплекса и совсем немного (меньше минуты) не дотягивает до III спортивного разряда по лыжам. И это на наших «дровах»!

Сотсков по непонятной причине – в гневе, рвёт и мечет. Это коснулось и меня – не отпускает на литературное объединение. Кстати, там скука смертная. Все курсанты, а нас шесть человек – как бы «поэты». Но стихи пишут полтора человека, остальные появляются здесь через раз, да и то лишь для того, чтобы просто посидеть. Приходится мне к каждому заседанию «выдавать» очередное творение, так как все ветераны-фронтовики объединения – прозаики-мемуаристы. Пишут, по-моему, ещё о своих кавалеристских походах с Семёном Михайловичем Будённым.

15 марта 1982 года

Учеба идёт стабильно, без «хвостов». Появилась новая интересная дисциплина – «Военная психология и педагогика». Преподаватель говорит, что её наличие в нашем дипломе, наряду с другими дисциплинами, позволит при необходимости будущую офицерскую выслугу лет зачесть, как годы педагогического стажа.

Вчера, в воскресенье, как члены литературного объединения выступали перед курсантами недавно созданного Воронежского высшего военного инженерного училища радиоэлектроники. Наша делегация была представлена несколькими ветеранами и двумя молодыми поэтами. При этом я прочитал несколько своих стихов:


Читаю свои стихи, но в своей казарме и перед знакомой аудиторией


Ковыль
В разливе буйном сини
Волнуется ковыль,
Как серебристый иней –
На нём столетий пыль.
Он в землю врос, как стрелы
С отливами свинца,
И нет ему предела,
Как полю – нет конца.
Впитал здесь каждый камень
Былинный аромат.
…Усиленный веками,
Звенит о щит булат.
И вновь: копыт смятенье
Вытаптывает круг.
Стрел злобное шипенье
Посмертным станет вдруг.
А конь, кося пугливо,
Хрипит под седоком,
Расплесканная грива
Трепещет под клинком.
Гарь раздирает солнца
Запёкшийся мазок –
Убитого тевтонца
Разрубленный висок.
Крик заглушает стоны,
Что обращёны ввысь.
Два образа с иконы
Над полем вознеслись.
Они полны печали.
Казалось, сквозь века
Их нимбы отражали
Кровавый цвет клинка.
И пел Младенца голос,
А может, пел ковыль.
На молодую поросль
Веков ложилась пыль.
* * *
Осень устало кружит над городом:
Дождь листопадный – с ветром и холодом.
В шорохах листьев – невнятные речи,
О расставаньи они, не о встрече.
Сквер, посеревший в бесцветной печали,
Даже деревья, казалось, скучали.
В арке напротив, в неоновом свете –
Девочка в джинсах и мальчик в вельвете,
Тихо стояли и слушали чутко.
Ветер над сквером рыдал, как малютка.
Акселерации мудрые дети –
Девочка в джинсах и мальчик в вельвете.
Всё понимали, но всё ль принимали?
Чувства светлели в осенней печали.
Молча склонился Ромео к Джульетте –
К девочке в джинсах тот мальчик в вельвете.
И расступались зданий громады,
Ветер не плакал, а пел серенады.
Двое их было на целой планете –
Девочка в джинсах и мальчик в вельвете.

Миша Борисов рассказал, как много ему даёт литобъединение (конечно, много – еженедельно 1–2 выхода в город). После выступления подошли несколько курсантов и у меня как у маститого поэта стали спрашивать советы по стихосложению. Прикольно!