Татьяна отвернулась от него и медленно достала папиросу из пачки:
– Сегодня присели платежку. Мне перевели деньги из газеты за прошлый месяц. Такова наша справедливая власть. Есть или нет за тобой вины, но тебя выпустят, а вот деньги обязательно вернут.
Коля подошел к ней, он уже перестал насыпать конфеты в вазочку:
– Ты не ответила.
– О чем, – Татьяна, чиркнула спичкой, посмотрела на нее и медленно раскурила папиросу. Выпустила клубочек дыма и он сразу осел на бело-серой раме цвета подворотничка товарища следователя.
– О выкидыше, – Коля пристально смотрел ей в лицо.
Она посмотрела на форточку, которая одна и делала это окно открытым. Коля был очень прост. Прост.
– А что это меняет?
– Сейчас ничего.
– Тогда о чем говорить? – Татьяна повернулась к Коле, – это был ребенок Кости. Нет ни отца, ни ребенка.
– Я не о том, заметно смутился Коля, – не о том.
– Конечно, – она смотрела на надоедливый бело-серы цвет окна, – ты спросил почему я сейчас много курю. Вот «Казбек» это то его мне больше всего и не хватало в тюрьме. Там не выдают папирос представляешь.
– Но там, наверное, есть махорка, – предположил Коля.
– Нет там никой махорки, – ответила Татьяна, она уже докурила папиросу и хотела положить окурок в пепельницу, но та была полна
– Там вообще нет ничего. Кроме нар, параши, супа, который зовут балладой и воды в бачке.
– А что про выкидыш? – переспросил Коля.
– Ничего, что может быть я просто сказала, почему я много курю. Тебе ведь это интересно.
Коля собрался и сказал то чего она ждала, собственно другого сложно было предположить:
– У тебя, у нас еще будут дети.
Татьяна кивнула, воткнула окурок в пепельницу среди других ему подобных и взяла следующую папиросу.
Жизнь налаживалась, как могла наладиться упавшая под откос электричка. Что-то могло быть затащено обратно на рельсы, а что-то досталось бы местным колхозникам. Они приспособили бы все это в своем хозяйстве, попилили лавки на дрова, устроили из вагонов сараи, а уцелевшие стекла вставили бы в окна домов. Уцелевшие стекла это так хорошо звучало на фоне бело – серого окна имени угрюмого товарища следователя. Что-то уцелело и из ее жизни. И тогда ей казалось, что много.
Бело-серый цвет неожиданно заполнил жизнь. Днем, когда Татьяна пыталась написать что-то для детей и юношества или для детей – юношества, перед окнами остановилась машина скорой помощи. Медбрат выел Колю из задней двери, а уже через минуту Татьяна слушала врача в сером колпаке и белом халате.
– У Вашего мужа были эпилептический приступ. Прямо на лекции. Солнечный свет и мелькание веток и листьев деревьев за окном могли вызвать приступ. Мы даем ему больничный на три дня. А потом надо бы явиться в районную поликлинику.
Татьяна кивала искоса смотря на Колю, тот был стоял низко пустив голову, на искусанных губах запеклась пена и кровь.
– Мы сделали все уколы, – продолжил врач, – но больному сейчас надо лечь в постель. Пусть поспит.
Татьяна откинула покрывало, обнажив бело-серую простыню. Коля послушно, так уходили отчаявшиеся из камеры на допрос, свалился в кровать.
Она выскочила из квартиры вслед за врачом:
– Доктор, – это что?
Врач осторожно прикрыл дверь в коммуналку:
– Это приступ эпилепсии. Сейчас мы ее хорошо лечим, но нужно посмотреть будут ли другие приступы. Возможно, что и не будет. А может быть это вообще случайность. Вы не расстраивайтесь так, мы вообще первый приступ не фиксируем. Он может быть вызван случайными причинами. Переработал человек или на солнце перегрелся.
