В центре помещения лежала девушка в белоснежном саване. Первое, что бросилось в глаза, – цвет волос. Анни была блондинкой, как и её мать. Однако сейчас длинные почти до пят волосы были настолько чёрными, что казались неестественными на фоне белоснежной кожи. Руки были сложены на груди, запястья связаны алой лентой. Рядом стоял полицейский художник, зарисовывая мельчайшие детали расположения тела. Неподалёку Дамьен заметил фотографа. Он работал вместе в крупным бородатым офицером, по тёмно-бордовой форме которого Валентайн определил, что это дознаватель третьего уровня.
Фотограф снимал всё, на что дознаватель указывал, как на улику. Причём делал это как с линейкой, так и без неё, стараясь выхватить с нескольких ракурсов. Над массивным фотоаппаратом тихонько жужжал цилиндр артефакта, позволяющий делать снимки гораздо быстрее.
Ловя на себе хмурые взгляды, Дамьен обошёл художника и приблизился к телу Анни. Он помнил её и совсем крохотной, делающей первые неуверенные шаги, и взрослеющей. Девочка росла смышлёной и очень доброй. По-лягушачьи огромный рот отнюдь не портил её. Искренняя улыбка, не сходящая с пухловатых губ, и лукавые огоньки в светлых глазах придавали ей особое очарование. Этим летом Анни исполнилось бы девятнадцать лет. Казалось, жизнь только начинается, и впереди ждёт множество удивительных приключений, но теперь этому не суждено исполниться.
– Нет ничего ужаснее, чем смерть детей. И неважно чьих: своих или чужих, – услышал за спиной Дамьен.
Шанс стоял, скрестив руки на груди, и покачивался с пятки на носок. Он выглядел ещё более хмурым, и на долю секунды некроманту показалось, что найди Рудольф убийцу сейчас, он того освежует живого.
Шанс моргнул, поднял взгляд с тела на Валентайна, и на лице гнома снова появилось циничное выражение.
– Говорят, мёртвые не разговаривают, – произнес он.
– Вы просто не умеете с ними говорить, – негромко ответил Дамьен и присел на корточки рядом с трупом.
– Тогда приступай, – сказал Шанс и отошёл к дознавателю.
Тонкий багровый порез тянулся по шее красной нитью, а между плотно сомкнутых губ виднелся краешек монеты. Горло некроманта стянуло от отвращения и бессильной ярости. Убийце мало было просто отобрать жизнь. Прежде чем избавиться от тела, он изрезал лицо Анни. Судя по ранам, порезы были нанесены посмертно.
Дамьен снял перчатки и осторожно прикоснулся левой рукой к ледяной ладони. В то же мгновение холл осветила яркая вспышка, находящиеся в нём люди исчезли, и некромант увидел рядом с телом серебристый призрак.
Девушка покачивалась и дрожала, подобной воде, в которую бросили камень. Она печально смотрела на собственное тело.
– Анни, – тихонько позвал её Валентайн. – Анни, ты меня слышишь?
Она перевела взгляд и растерянно улыбнулась.
– Здесь так холодно. Почему так холодно, дядя Дамьен?
Умершие не сразу понимали, что с ними произошло. Им казалось, что всё происходящее – просто дурной сон, который не прекращался. Но когда призраки осознавали, всплеск эмоций был такой, что если бы имел магическую силу, то он бы разрушил всё вокруг, как взрыв «громобоя».
– Анни, это переход, – стараясь говорить как можно мягче и ласковее, произнёс Дамьен. – Здесь всегда чувствуешь холод.
– Значит, я всё же умерла, – девушка печально вздохнула и помотала головой. – Нет, я ничего не помню. Разве что как шла по улице из магазина на Главной Торговой Площади. Я купила подарки родителям к годовщине и собиралась уже отправиться домой, как… – она вдруг вскрикнула, и хрупкое прозрачное тело содрогнулось в ужасной судороге. – Уходите! Убирайтесь!
