Запретные дали. Том 1 - страница 56

– Он тебе не поможет, – усмехнулся лукавый голосок, – ибо deus in altis habitat, rex procut equitat (лат. бог живет высоко, царь едет далеко).

Себастьян болезненно застонал и принялся дергаться на стуле, тем самым только усиливая напор хрустящего разрушения.

– Мартин, миленький, – взмолилась Лючия, – отпусти Себастьяна! Мы больше не будем! Честно-честно, не будем!

– Отчего же? – сухо молвил тот, – Вам же ведь интересно в чужих столах рыться, а заодно и косточки поперемывать!

– «Он все слышал!.. Вот черт-то!.. И зашел же тихо, обычно, ведь как лошадь цокает!», – подумал про себя Себастьян и задергался с двойным усердием.

Не обращая никакого внимания на эти испуганные конвульсии, Мартин посмотрел на россыпь рисунков. Ярко-синие глаза рассеянно забегали по чернильным изображениям. Тем временем Лючия, как видно, решила спасти брата, применив тактику отвлечения.

– А почему стакан? – спросила она.

– А что мне, по-вашему, кастрюлю рисовать?! – возмутился Мартин и тут же вдарился в какие-то собственные рассуждения, – Хотя и стакана иногда вполне хватает, но кастрюля все ж таки понадежнее будет. Да, понадежнее, безусловно понадежнее…

В этот момент Себастьяну отчего-то захотелось придушить «строгую врачебную интеллигенцию».

– Эй, там… Наверху!.. – сердито закричал он, – Мне очень больно!

– Да знаю я, – парировал Мартин и добавил ехидным тоном, – мучайся, мучайся покамест!.. Наслаждайся!..

Тут неожиданно ярко-синий взор резко потух, бледный лик озарила горькая усмешка, а стальная хватка дрогнула и резко ослабла.

– Наслаждайся… – произнес Мартин отстраненным тоном и печально прошептал, – Alieni juris (лат. Служа другим, расточаю себя)…

Лукаво хмыкнув, он, удрученно покачал взъерошенной головой и, наконец-то, отпустил Себастьяна.

Почувствовав внезапную свободу Себастьян соскочил со стула и отпрянув подальше, принялся проверять целостность своих несчастных пальцев, злобно посматривая на «сникшую врачебную интеллигенцию».

– А почему кастрюля? – переспросила Лючия, а услышав тишину, тотчас же принялась настойчиво канючить, – Ну, Мартин! Ну, миленький! Ну, скажи, почему кастрюля!..

Тем временем «удрученная врачебная интеллигенция» принялась заботливо смахивать остатки засохшей ржавчины с «натюрморта», всем своим видом изображая самую что ни на есть плачевную трагичность.

На миг Себастьяну даже показалось, что в синих глазах действительно блестят слезы. Разом забыв о своих несчастных пальцах, он удивленно вытаращился на это неожиданное зрелище.

Закончив смахивать ржавчину, а заодно и смахнув набежавшие слезы, Мартин полюбовно глянул на потрепанную книжечку. Синие глаза по-кошачьи сощурились, лукавая улыбка горько усмехнулась.

– Хотите почитать? – вдруг предложил Мартин участливым тоном.

– Хотим-хотим! – радостно воскликнула Лючия.

– Что ж, читайте на здоровье!.. – радушно молвил Мартин, вручая ей книжку, и тотчас прибавил строгим тоном, – Но попрошу обращаться крайне бережно!.. Головой за нее отвечаете, усекли?

Лючия поспешно закивала, радуясь неожиданному подарку. Тем временем «вновь строгая врачебная интеллигенция» устремила пронзительно-синий искрящийся взор на Себастьяна и больно вперилась, пронзая нечеловеческим взглядом.

– Ну что, присмирела бестолочь истерическая? – молвил Мартин холодно-надменным тоном и получив заместо внятного ответа смущенное пожимание плеч и виноватый кивок, тактично добавил сбивчивой интонацией, – То-то же! Отныне будешь знать, как поклеп на миленького Мартина наводить… То еще цветочки были!.. Так что не надобно… Впредь… Не терплю я подобного… Бодаться могу начать…