Запретные дали. Том 1 - страница 57

Себастьян нервно сглотнул, вызвав у «бодучей врачебной интеллигенции», самодовольную ухмылку.

– Мартин, – спросила Лючия, – а ты, что, правда, сказки читаешь, когда ночью вино пьешь?

– Ха! Сказки-сказочки… – ухмыльнулся тот, выразительно закатывая ярко-синие глаза, и вперился в Лючию, тактично заявляя, – Habent sua fata libeli (лат. Книги имеют свою судьбу)! Эта книжица такого навидалась, чего вам в жизни лучше никогда не видывать! А что до сказок, то я вам в легкую таких понарассказывать могу, причем, больше половины posteriori (лат. исходя из личного опыта)!

Лючия резко оживилась и тотчас принялась канючить, слезно выпрашивая рассказать какую-нибудь сказку. Себастьян тоже оживленно посмотрел на «строгую врачебную интеллигенцию», моментально простив за причиненный ущерб и даже перестал дуть на распухшие пальцы.

– Моя милейшая Лючия, – учтивым тоном молвил Мартин, – я пренепременно расскажу тебе расчудеснейшую сказочку, но только после того, как приберусь на своем столе, ибо бардака на своем рабочем месте я категорически не терплю!..

Он бросил испепеляюще-синий взор на Себастьяна и, отложив в сторонку книжку, принялся собирать рисунки обратно в синюю папку. Все это время Лючия никак не давала ему покоя, засыпая вопросами по каждому из рисунков, на которые «загадочная врачебная интеллигенция» отвечала весьма кратко, а после вопроса «Это что?» с указанием на засохшую ржавчину, сухо парировала громогласной фразой: «Cavete a falsis amicis (лат. Смотри, что говоришь, когда и кому)!». Тут послышался голос Степаниды, зовущей всех ужинать.

Облегченно выдохнув, Мартин отбросил свою папку и зацокал на выход, однако у самой двери был остановлен все той же Лючией.

– Мартин, – произнесла она заговорщическим шепотом, – а какая кастрюля?

– А такая-такая кастрюля!.. – заявил Мартин, – Большая!.. Трехлитровая!..

Хватаясь за голову, он с крикливыми визгами «Fortitudo et patentia ad me (лат. Сил и терпения мне)!» унесся прочь из комнаты, испуганно-наигранно отмахиваясь от Лючии, однако после ужина Мартин заговорщически приманил ее к себе, и в ответ на немой укор Патрика со Стефанидой, тактично завил, что «теперича» перед сном он будет читать детям сказки, тем самым заслужив немое одобрение опешившей четы Карди.

В тот вечер после ужина, при тусклом свете керосиновой лампы под контролем Себастьяна «строгая врачебная интеллигенция» представила Лючие сказку с громогласным названием «Гемофилия», а вернее научно-фантастический рассказ о перетеканиях ярко-алой жидкости в ту самую трехлитровую кастрюлю и в тот самый стакан, а также полотенца и какие-то «треклятые тупферы», которые отчего-то «доставляли пресильный дискомфорт миленькому Мартину». В конечном итоге ошарашенная Лючия уснула за первые пять минут того сверх эмоционального повествования.

Внимательно дослушав до конца и ничего не поняв в услышанном, Себастьян отправился готовиться ко сну. На ходу растирая все еще ноющие пальцы, он опасливо покосился на цокающего позади «синеглазого черта». Лукавая ухмылка кровожадно растянула бледный лик.

Полночи Себастьян не мог заснуть, прокручивая в голове недавно пережитое, о чем вопили чудом не сломанные пальцы. То и дело посматривал он на растрепанный черный силуэт, гордо восседавшим за своим «увлекательным чтением».

Утром Мартин улыбчиво поприветствовал Себастьяна бесовским «Salve (