Поднимаясь по ступенькам, мысленно ощущаю руки своего парня на бедрах, чувствую его дыхание на шее и, кажется, даже в трусиках становится влажно. Нда… недолго я продержалась в сухом белье.
От этой мысли я даже глупо хихикаю и тут же удостаиваюсь веселого взгляда Милы.
Все-таки, хорошо, что она взялась меня проводить, ноги кажутся настолько ватными, а перед глазами плывет, что без нее я бы вряд ли преодолела эти ступени. Неужели это на меня так недельное воздержание действует? Или все-таки вино? Раньше у нас с Никитой случались перерывы и подольше, но никогда мне не хотелось начать раздеваться еще до того как его увижу. Уверена, если бы не присутствие Миланы, я бы сейчас так и поступила. Стянула бы с себя это ужасное платье, которое лишь раздражает пылающую кожу и заявилась к Нику в одном нижнем белье. Что-то мне подсказывает, что он был бы совсем не против. Заодно бы продемонстрировала ему, что сейчас на мне нет ничьих чужих маек.
В этот момент я некстати вспоминаю как выглядела в майке Вадима, а затем и как она ночью сползла с моей груди. Соски снова начинают болезненно ныть, будто я опять трусь ими о горячий мужской торс. Память все так же некстати в довесок к воспоминаниям о майке подсовывает и довольно красочную картинку того самого торса. Я даже слегка трясу головой, чтобы избавиться от наваждения, вот только когда Милана открывает передо мной дверь и аккуратно подталкивает внутрь, я понимаю, что мотание головы никак не помогло. Картинка перед моими глазами не только не пропала, но и стала гораздо реалистичнее.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает “картинка”.
— Я думала о тебе, — честно отвечаю.
— И что? — интересуется он, скептически задирая брови вверх.
— Не знаю, — пожимаю плечами и неуверенно продвигаюсь вглубь комнаты. Здесь царит полумрак и судя по всему, Вадим только что переоделся после плавания в бассейне. На нем сухие шорты, вот только футболку он надеть еще не успел и желая сопоставить реальные ощущения с тем, что так живо рисует мой мозг, я протягиваю руку и касаюсь его живота. Обвожу пальцами каждую рельефную мышцу, скольжу чуть выше и слегка вздрагиваю, когда его ладонь ложится на мою и он хрипло спрашивает:
— Что ты делаешь, Кира?
Я лишь пожимаю плечами и хмурюсь:
— Тебе неприятно? — почему-то от этой мысли мне становится жутко обидно и кажется, что если он сейчас меня оттолкнет, я расплачусь.
— Не в этом дело, — все так же хрипло отвечает он и сжимает сильнее мою ладонь, от чего покалывание из кончиков пальцев со скоростью света распространяется по всему телу. — Это неправильно, — он говорит что-то еще, но из-за того как бешено колотится в ушах пульс, я едва различаю слова. Да и какой в них смысл, если он смотрит на меня ТАК?
Его ресницы подрагивают, а синие глаза снова стали чернильными, как тогда, в ванной. Полные губы сжаты от напряжения, будто он испытывает физическую боль, пытаясь остановить мои пальцы и я почему-то начинаю улыбаться:
— Неправильно — вот это, — киваю на его ладонь, стопорящую мою.
— Ты пьяна? — его глаза подозрительно сужаются и он инстинктивно подается вперед, чтобы попытаться уловить запах алкоголя. А я, видя как его губы неумолимо приближаются к моему рту, привстаю на носочки и с готовностью прижимаюсь к ним своими. На секунду мы оба замираем, а затем я осторожно высовываю кончик языка и легонько касаюсь им его рта.
