На корме канонерской лодки курили табак, уткнувшись глазами в палубу, кормчий Павел Масюк и писарь Климент Борщ. Хорунжий Василий Телепень из экипажа второго баркаса старшины Никиты Зайца сидел между ними да что-то интересное рассказывал, эмоционально жестикулируя при этом руками.
«Опять чёртушка что-то заливает», – подумал про себя подполковник и перевёл глаза от мирно беседующих казаков на бак канонерки.
На носу канонерской лодки под руководством бомбардира Даниила Дорошенко кипела работа. Расчёт орудия, выполняя распоряжения своего командира, густо мазал салом подвижные части пушки, раз за разом проворачивая её как по углу, так и по азимуту. Подполковник заслуженно считал Даниила лучшим артиллеристом в своём подразделении и всегда при случае выставлял его глазомер в пример другим пушкарям.
«Вернёмся из похода, буду ходатайствовать перед начальством о присвоении бомбардиру звания фейерверкера», – решил для себя Илья Прокопьевич, немного подумал, и с отцовской заботой продолжил свою мысль далее: «Продвигать смышлёного казака по службе – для нас, командиров, дело благое».
Бомбардир Дорошенко, чувствуя на себе благосклонность командира полка, старался в тонком деле своём батьку не подводить, и никогда впустую порох не расходовал. В любой обстановке сохранял трезвую голову. Действовал решительно и после меткого выстрела благодарил Господа Бога. Полковые пушкари открыто завидовали ему, но он сам от этого не зазнавался и о своем седьмом чувстве ни с кем не делился. На все дотошные расспросы товарищей отвечал однозначно: повезло.
На берегу младший урядник Егор Вареник построил в шеренгу экипаж канонерской лодки, не задействованный в авральных работах. Батькин любимчик, старшина Андрий Бульбанюк, прохаживаясь вдоль застывших в линию казаков, придирчиво проверял амуницию и внешний вид подчинённых. Без особого труда находил недостатки и строго выговаривал за это младшему уряднику.
В тридцати метрах от первого баркаса, слева от срытого плавным углом и усиленного связками камыша спуска из лагеря, располагалась полковая кухня гребной флотилии. Полковой кашевар Сашко Чумак суетился возле печи. К нему подошёл ординарец подполковника Цибуля. Они перебросились несколькими словами. Даже со стороны видно было, что лясы точить у Чумака времени нет. Цибуля отвлекать от неотложных дел Чумака не стал. Отрезал от свежевыпеченного каравая краюху и тут же спрятал её в свою сумку. Приоткрыл дверцу печи и выхватил из топки голыми пальцами уголёк. Раскурил свою люльку. Пуская на ходу клубы сизого табачного дыма, направился в сторону бани.
Сумженский казак, православный татарин Мурат Мамедов, больше известный в полку под кличкой «Кипятила», обнажённый по пояс, мешал длинным шестом кипящее бельё в котле. Быстро идущего в его сторону Цибулю «Кипятила» заметил сразу. Отставил шест в сторону. Ловко спрыгнул с деревянного козлика на землю. Первым протянул руку приблизившемуся к нему Цибуле. После рукопожатия сунул в руки ординарцу приготовленный заранее свёрток. Едкий запаха щёлока вызвал у Цибули приступ кашля. Размахивая зажатым в левой руке свертком, Цибуля шустро ретировался из завешенного со всех сторон стираными портянками заведения Мамедова.
Дисциплина и порядок благотворно подействовали на Паливоду, но никак не могли исправить подорванное вчерашней попойкой здоровье. Своё лекарство от хвори у запасливого батьки всегда имелось. Вот только принимать его в одиночестве у него желания не было. Для правильного опохмела требовалась компания. Поэтому оставалось только терпеливо дожидаться, когда, наконец, проснётся есаул Лозинский.
