– «Ты жива ещё, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет».
Причём Леонид Ильич сам себе был и режиссёром и при словах «привет тебе, привет» махал рукой так, будто он сходит с самолёта и приветствует встречающих.
Или он читал стихотворение:
– «Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немного некрасив? Не смотрю в лицо, от страсти млеешь, мне на плечи руки опустив». – При этом он слегка расставлял руки и подёргивал плечами, будто собирался танцевать цыганочку, а ордена и медали начинали позвякивать, как цыганские мониста.
Иногда Леонид Ильич забывал слова, и тогда посылали референта в Ленинскую библиотеку, и тот привозил прижизненное издание Есенина, находил нужную страницу, а Леонид Ильич напяливал на нос очки и, посмотрев в книгу, будил соратников и продолжал читать стихотворение наизусть.
И так он читал первое, второе, третье, а на четвёртом, дойдя до слов «Пей со мной, паршивая сука, пей со мной!», всегда плакал. Он вообще любил собак, и что-то его в этих словах трогало до глубины его генсековской души. Он плакал, прерывал чтение, наливал бокал «Столичной» и произносил тост:
– Дорогие друзья, сегодня в обстановке мира и созидания социализма в одной, отдельно взятой нами стране я с особым чувством невозвратимой потери пью за нашу интеллигенцию, ярким представителем которой был поэт Сергей Есенин. Жаль, что его нет с нами. Если бы он был жив, мы бы его наградили званием Героя Соцтруда и он бы сегодня в памятнике стоял с Золотой звездой Героя. Лыхаем![1] – И выпивал.
Потом он дочитывал пятое и шестое стихотворения, и так как больше наизусть ничего не помнил, то брал в руки книгу и дальше читал по напечатанному до тех пор, пока не засыпал, а слушатели его спали уже давно.
И вот, когда Леонид Ильич решил стать лауреатом конкурса чтецов-декламаторов, особо остро встал вопрос, какие стихи он будет читать на этом конкурсе. Собрали поэтов самых лучших, самых маститых лауреатов, авторов многотомных собраний сочинений.
Они читали свои стихи, Леонид Ильич плакал, слушая их. Потом думали, что это за стихи так растрогали вождя. Но он потом сказал жене:
– Страну жалко, народ. Сколько денег уходит на этих дармоедов.
И ещё плакал он оттого, что видел, как далеки эти поэты от него, а значит, и от народа, потому что никогда в жизни Леонид Ильич не смог бы выучить эти стихи, а если и выучит, то произнести не сможет. Поэтому всех поэтов накормили, напоили, развезли по домам, а на следующий день в газетах напечатали отчёт о встрече Леонида Ильича с творческой интеллигенцией, а тех, чьи стихи Леонид Ильич понял и чьи фамилии он запомнил, – а некоторых Леонид Ильич запомнил чисто визуально: «вон тот длинный с носом или короткий с усами», – через неделю наградили орденами «Знак Почёта» и «За дружбу между народами».
А одному, который, напившись, ухитрился поцеловать руку Леониду Ильичу, даже дали звание Героя Соцтруда, но он оказался не поэтом, а работником охраны, поэтому ему пришлось потом учиться заочно в Литинституте, а затем идти на афганскую войну, чтобы звание отработать.
В общем, не подошли Леониду Ильичу современные стихи, и решено было провести конкурс на лучшее прочтение стихов Есенина, а для того, чтобы у всех были равные условия, постановили читать именно те шесть стихотворений, которые знал наизусть Леонид Ильич. И Леонид Ильич начал усиленно готовиться к конкурсу. К нему пришёл педагог-репетитор, и Леонид Ильич стал разучивать скороговорки. Леонид Ильич с удовольствием медленно произносил: «Шла Маша по шоссе и сосала сушку», потом «От топота копыт пыль по полю летит». Но на фразе: «Сшит колпак не по-колпаковски, надо его переколпаковать» – что-то у Леонида Ильича в челюстях заклинило. И они с преподавателем сели выпивать.
