– Вам назначено?
– Конечно, нас ожидают, – без зазрения совести соврал Бучила, истово молясь, чтобы не сработал пресловутый закон «Двух шагов», позволяющий знати отстреливать любую подозрительную личность, вздумавшую отираться на указанном расстоянии от забора или ворот. Теперь, конечно, закон порядочно позабыт, но ведь, сука, таким дуракам обязательно повезет!
– Как представить?
– Его сиятельство Рух Бучила, инкогнито, со свитой.
– Одну минуту. – Оконце закрылось, послышались неспешно удаляющиеся шаги.
– Кто тут живет? – шепотом спросил Васька.
– Мой хороший друг, – поведал Бучила. – Мы с ним бывалоча трахались.
– Не хочу я с тобой больше дружить. – Васька опасливо отступил. Прохор едва заметно перекрестился.
– А вот я бы тебя с удовольствием хм… подружил, – многообещающе прищурился Рух и тут же обратился в слух. Обратно привратник принесся вихрем, как в жопу ужаленный, и с ходу забрякал засовом. Открылась калитка, и тощий, ряженный в белоснежную ливрею слуга с застывшим лицом почтительно склонился:
– Добро пожаловать, господа. Вас ожидают.
Бучила чинно вступил на мощенный камнем, начисто вычищенный от снега двор. До высокого крыльца усадьбы оставалось десять шагов. Рух посторонился, пропуская притихших Прохора с Васькой, дождался, пока слуга закроет калитку, сцапал черта за отвороты шубы, поднял и что есть силы впечатал в забор.
– Васенька, дорогуша моя, так кто гнался за нами?
– Я не знаю, – захныкал Василий.
– Ты правда хочешь меня разозлить? – без всякой угрозы в голосе, а оттого еще страшнее, спросил Рух.
– Господа, вас ожидают, – тихонечко напомнил слуга.
– Подождут, – отрезал Рух. – Василий?
– За мною гнались, – всхлипнул черт. – Я того с повязкою знаю и остальных. Ерёма Безглазый, Апышка Дмитров, Давидка Бабенин и с ними еще из банды Кондрата Дербыша.
– Дербыша, – едва слышно прошептал Прохор и снова перекрестился. К этому моменту Рух уже уяснил: если кучер крестится, жди, значит, сука, беды.
– Что за Дербыш? – строго спросил он, не разжимая хватки.
– Первейший в Новгороде тать и разбойник по прозвищу Костоед, – прохрипел Васька. – Пытать и мучить страсть как обожает. Я его, Рушенька, пуще тебя даже боюсь.
– А вот это обидно, – нахмурился Рух и отвлекся на движение в стороне. Двери в поместье раскрылись, и на шикарное мраморное крыльцо вылетела еще более шикарная графиня Бернадетта Лаваль – злая, раскрасневшаяся и чертовски красивая.
– Упырь! – крикнула графиня. – Слышишь меня?
– Да подожди, не ори, – поморщился Рух. – Видишь – занят, не до тебя мне сейчас.
Лаваль захлебнулась от ярости.
Бучила, не обращая на нее никакого внимания, тряхнул Ваську и строго спросил:
– Так какого дьявола банда этого Костоеда гоняется за тобой?
– Бабу-то золотую у него я упер. – У Васьки в глазенках появились слезинки.
– Подожди, – не понял Бучила. – Ты же сказал, у Шетеня спер?
– И у него вдругорядь, – пискнул Василий. – Шетень приказал у Дербыша украсть и ему отдать. А я украл и себе забрал. Получается, у обоих упер.
– Получается, ты кретин еще похлеще, чем я ожидал. – Рух не очень и удивился. Васька-поганец в своем неподражаемом стиле, ни отнять ни пришить.
– Эй, бонжур, вашу мать! – Лаваль замахала руками, привлекая внимание. – Меня, что ли, тут нет?
– Сказал, не мешай, – отмахнулся Бучила и едва не выронил черта. Оскорбленная графиня закипала, что твой самовар.
– То есть рыло ты поросячье, – продолжил дознание Рух, – помимо Шетеня, тебя еще хочет убить Костоед?
