– Предусмотрительный. – Ковешников взмахнул рукой, и лесенка зацепилась когтями за край.
– Так, не лезь вперед батьки. – Рух оттолкнул чиновника и ловкой белочкой шмыгнул по лесенке вверх. Выставив голову, обозрел диспозицию и остался доволен. Купеческий дом темной громадиной высился совсем рядом, в стороне угадывалась конюшня. Собак вроде не видно. Но так обычно оно и бывает, псин не видать, а потом портки в клочья порвут…
Рух мысленно перекрестился и спрыгнул, завязнув в сугробе по пояс. Ну вот этого еще не хватало. Бесячья зима.
– Не торопитесь, я тут увяз, – прошипел он, пытаясь освободиться. Кто б его слышал… Зашуршало, и сверху сверзился Васька
– Вы как там? – Над забором показалась голова Ковешникова.
– В порядке. – Рух швырнул черта через себя. Васька описал пологую дугу и приземлился почти что у дома.
– Погодь, я сейчас. – Бучила выбарахтался из сугроба и дал Ковешникову знак спускаться.
Под стеной дома собрались взмокшие, возбужденные и настороженные.
– Окно будем вскрывать, решеток нет. – Васька заглянул в темнеющее окно и вытащил из-под шубы гнутую железяку в локоть длиной. Затрещало ломающееся дерево.
– Держи-держи! – Васька засуетился, и Рух едва успел подхватить выпадающее стекло. Черт запустил руку внутрь, нашаривая шпингалет, щелкнуло, и окошко открылось.
Рух залез первым и чутко прислушался. Внутри стояла гробовая гнетущая тишина, ни голосов, ни звона посуды, ни шагов, ничего из того, что обычно слышится в нормальных домах. Может, и правда уехали? В полутьме просматривались мягкая мебель и книжные полки.
– Все спокойно. – Рух посторонился, пропуская подельников.
– Холодно как, – пожаловался Васька.
– Раз не топлено, значит, точно нет никого, – обрадовался Бучила. – Так, ваше благородие, где купец коллекцию прячет и чахнет над ней?
– Чего не знаю, того не знаю. – Ковешников зажег фонарь, разогнавший тьму на пару шагов. – Будем искать. Только чур разделяться не надо. Я один не пойду.
– Боишься?
– Есть такое, – признался Ковешников.
– А я вот ничего не боюсь. – Васька бесстрашно полез вперед. Пьяный, что ли? Вроде не пил…
Дверь вывела в залитый чернотой коридор, украшенный гобеленами со сценами волчьих облав и видами разных слюнявых собак. Рух невольно поежился. Не к добру такие картины, ох, не к добру, их обожают охотники, и будет неприятно, если хозяин вдруг все же дома и у него есть ружье…
Васька сунулся в первую попавшуюся дверь, раздался сдавленный вопль, бесстрашный черт вылетел обратно, с размаху убился об стену и упал, то ли потеряв сознание, то ли притворившись мертвым.
Рух вытащил один из позаимствованных у Альферия Францевича пистолей и осторожно заглянул внутрь, готовясь к самому худшему. И сам с трудом подавил рвущийся крик, когда навстречу из темноты выросла огромная оскаленная фигура. Какая-то сука догадалась поставить медвежье чучело прямо возле двери. Стены комнаты были густо завешаны головами невинно убиенных зверей. Вот никогда херни этой не понимал. Бучила громко сглотнул и закрыл проклятую дверь.
– Что там? – с придыханием спросил Ковешников.
– Трофеи охотничьи. – Рух легонько пихнул Ваську ногою под зад. – Вставай давай, смельчак недоделанный, медвежьего чучела испугался.
– Чучело? – Васька тут же вскочил. – А я подумал, хана чертушке разнесчастному. Зашел, а он как напрыгнет, а я… а я… Больше первым хрен куда я пойду. Погибну, и вы погибнете без меня.
