Я промолчал, максимально бесшумно поднялся по лестнице и, убедившись, что в раздевалке никого, подкрался к шкафчику ветерана.
Тот меня не заметил, что-то насвистывая, он переодевался. Я тихонечко достал фотоаппарат, навёл резкость, смотря в видоискатель. Когда этот козел, стоя в одних трусах полез проверять наворованный инструмент, я цокнул языком, привлекая его внимание в почти полной тишине. Он обернулся, растерявшись.
– “Сыр” скажи, – пыхнула вспышка, и я сделал снимок.
Ветеран посмотрел на фотоаппарат, затем на лежащий в тумбочке инструмент. Но прежде чем он понял, что происходит, я сделал второй снимок, на случай, если первый окажется смазанным.
– Ты что творишь, паразит? – зашипел работяга. – Ты на кой черт меня в трусах фотографируешь?
– Мне твоя нагота до фонаря. Я зафиксировал мерзавца, который занимается хищением социалистической собственности, – отчеканил я. – Интересно, как ты объяснишь, что целый шкафчик наворовал и инструмент за проходную выносишь? На снимке будет видно весь хабар.
– А ты докажи, что выношу! – взвился тот. – Может, я их просто сунул в карман да забыл, а сейчас обратно отнести хотел!
Логично, только съехать с темы у ветерана всё равно не получится.
– Доказывать ничего не буду, но, – я кивнул на фотоаппарат, – вот эти семечки в куда надо передам, а там уже и разберутся.
Я развернулся и пошёл прочь, ожидая, что работяга попытается меня остановить и отнять фотоаппарат.
Попытался.
Только вот зря он это затеял.
– Э! Молодой! Стоять! – бросился он за мной.
Я развернулся, он уже готов был вцепиться в меня, но я был первым. Схватил и мигом осадил его, прижав к шкафчику.
– Слышь ты, думаешь, я не знаю, кто мне в тумбочку золото подложил?
– Я… я… не было ничего такого! – кудахтал тот.
– Не было, говоришь, а у меня будет!
Я пригрозил, что если первый снимок пойдёт в ОБХСС, то второй я прямо на доске почёта повешу.
Работяга испуганно моргал, поняв, что попал впросак. Соображал, как ему выкручиваться.
– Там твоей голой жопе самое место! Я, думаешь, не знаю, как ты, падла, ветераном стал? – продолжил давить я. – Думаешь, никто не замечает, как ты целый день у станка сидишь, в носу ковыряешься – а потом начальнику на честных рабочих стучишь! А тебе нормочасы задарма накручивают.
Он от возмущения покраснел. Я попал в точку, хотя вообще-то говорил наугад. Но, судя по тому, как, только что бордовое, его лицо побледнело, говорил правильно.
Но нужного ответа я ещё не услышал. А потому рук не разжал и продолжал сыпать аргументами.
– Думаешь, я не знаю, как вы со старшим мастером химичите? Он тебе нормочасы левые начисляет, а ты, чучело бессовестное, ему после получки отстёгиваешь из премиальных. Приноровились тугрики стрич…
– Да как ты смеешь на меня такое наговаривать! – продолжал идти в отказ этот липовый ветеран труда.
Я, наконец, решил вскрыть карты.
– А ты решил, что ты меня подставил, а тебе за это ничего не будет?! С какого перепуга ты мне чужое золото в ящик сунул? Или думал, что у меня мозгов не хватит догадаться, откуда у подставы ноги растут? – процедил я.
Я думал, что и это старый козёл будет отрицать.
– Да хрен ты что ещё докажешь, – хмыкнул он. – Кто тебе поверит? Я здесь три десятка лет, а ты сопля зеленая.
Понятно. Не получилось взять его нахрапом, и всё будет несколько сложнее, чем я предполагал… Что ж! Не хочет по-хорошему, будет по плохому. Я тогда похлопал по плечу ветерана, развернулся и пошагал прочь.
