– Мне б заявление подписать на перевод! – я, не задерживаясь в дверях, подошел и положил на стол перед ним свой листок с заявлением.
Честно говоря, я думал, что он отреагирует на моё появление острее. Но нет, он молча взял листик, пробежался глазами по строкам. Потом покосился на меня и попытался смять бумагу, но сделать этого я ему не дал – выхватил лист.
– Пошел вон, – прорычал тогда он, подкуривая очередную сигарету.
У меня не было задачи вступать с ним в какие бы то ни было дискуссии, хотя бы потому что тогда вместо отдела милиции Климент мог уехать в травматологию. Я молча развернулся и вышел из кабинета, не отказав себе в удовольствии хлопнуть дверью.
– Он там? – был первый вопрос, когда я спустился в курилку.
– Сидит, Киру ждёт. Но мне показалось, что он малость поддатый.
Милиционер взглянул на наручные часы.
– Ну что, Кира – твой выход!
Сотрудник в штатском вручил Кире конверт с помеченными деньгами. Та тут же спрятала его в сумочку и, шумно выдохнув и распрямив плечи, пошла в кабинет. Мы специально выбрали курилку не у основного входа в корпус, подальше от ненужных взглядов. На эту сторону выходили только окна цехового ПДБ, а эти барышни никогда не задерживались на работе больше положенного.
Но, бросив взгляд на окна планово-диспетчерского бюро, я нахмурился. Было отчётливо видно, что кто-то отдёрнул занавеску… и этот кто-то видел нас.
– Кажется, у нас неприятности, – проговорил я милиционеру, не отводя взгляд от окон планово-диспетчерского бюро.
– С чего ты взял? – удивлённо спросил Александр Игоревич.
Я показал ему окно планово – диспетчерского бюро и пояснил про занавеску.
– И свет только что погас, – резюмировал я.
Александр Игоревич посмотрел на окно, снял фуражку и поскреб макушку. Видимо, понял, куда я клоню.
– Подтверждаю, – сказал второй милиционер, в гражданском. – Вон в том окне свет только что погас.
Он успел облюбовать цеховую курилку и уселся поудобнее, вытянув ноги вдоль скамейки. Однако, как видно, такая расслабленная поза не мешала ему сохранять бдительность и подмечать детали.
– Так, может, на работе кто-то задержался? – предположила следовательница, тоже переводя взгляд на вызвавшее беспокойство окно.
– Может быть, а может и не быть. Но по мне – очень вряд ли, – я медленно покачал головой и тут же пояснил почему: – Там, в основном, пожилые женщины работают, и у них не задерживаться дольше положенного – золотое правило.
– И правильно, – согласился начальник милиции. – Мужики должны работать, а бабы мужикам должны ужин делать. У меня вот жена занимает очереди в гастрономах ещё в обед, чтобы после работы не стоять и не уйти с пустыми руками. Так что тут дело нехитрое – чуть дольше положенного задержишься, и мужика без ужина оставишь!
– А то, что я все время задерживаюсь, вас не смущает? – вставила следователь.
– Так ты, Курочкина, ещё девка молодая и холостая, вот мужика себе нормального захапаешь, и тоже задерживаться перестанешь! – подмигнул ей начальник.
Мне же, честно говоря, было не до шуток милиционера. Если кто-то в ПДБ таки был, этот кто-то сейчас побежит рассказывать начальнику, что видел возле цеха милицию, да ещё и вместе с со мной, и тут уж он точно сообразит, что всё неспроста, тем более что меня преподнесут виновником всех бед. У женщин ведь как бывает – если повесили на ком-то клеймо, то потом так просто его уже не ототрёшь. Я решил, что стоит сходить и посмотреть, кто из коллег задержался сверхурочно, а заодно отвлечь коллегу от таких дурных мыслей, как поход к начальнику.
