– Вообще, не похоже, что спросонья, но диван застелен простынёй, покрывало и подушка смятые.
– Постель её?
– Она же одна проживала.
– Ну а пяти минут – осмотреть постель… Пять минут жаль было?
– Но диван даже не раздвинут… Да я уж сказал: смотаюсь ещё раз. А ты не сможешь подъехать? Слышь, Макс? Подгребёшь? Если раскроем, я тебе полтинник гарантирую. А может, и больше Свирепый подпишет. Убийство же, сам понимаешь.
– Хорошо. Я подъеду через полтора часа плюс-минус несколько мгновений. Адрес?
– Советская, восемь, двадцать три.
6
Вчера, передавая список лиц, окружавших Виктора Зудитова, Марсик, по просьбе Арсова, охарактеризовал – очень коротко – каждого. И Арсов не смог бы, пожалуй, объяснить, почему он решил, что Ирина Зелинка не пойдёт провожать Зудитова в последний путь.
И он оказался прав. Она и не помышляла об этом. Когда, договариваясь по телефону о времени и месте встречи, Арсов спросил её, идёт ли она на похороны, то содержавшееся в вопросе предположение, судя по голосу, даже удивило её.
Арсов опоздал на полторы минуты, Ирина Зелинка – на шесть. Она уверенно и шумно, не стесняясь гула шагов, прошла через пустое фойе и вошла в канцелярию суда, где её ожидал Арсов.
Арсов узнал её сразу – сероглазую блондинку, олицетворявшую удачное соединение симпатичности и сексуальной привлекательности. Направленность информационно-энергетических всплесков двух толкнувшихся навстречу друг другу микролептонных полей грозила изогнуть составляющие существования их источников.
Подкрашенные утренним впечатлением очертания форм частей тела Зелинки, их пропорциональность, симметричность, грация и ритм движений, эстетичность совокупной цветовой гаммы, привлекательность игры света и тени, приятный для слуха звук голоса – все эти компоненты чувственного восприятия – в разной степени, не поддающейся количественной градации, – на фоне ясного осознания Арсовым противоположности пола Зелинки, усиливали притягательностъ молодой женщины, создавая иллюзию непреодолимости.
Арсов повернул голову в сторону окна и между ветками берёзы увидел дом, балкон, на балконе – молодую пару. Она выдавливала прыщи на его спине, и это обоих очень веселило.
А до наблюдения сцены выдавливания прыщей были «Здравствуйте» и «Добрый лень», «Проходите, садитесь, где вам будет удобно» и «Спасибо… Мне здесь будет очень удобно», «Мы сегодня ехали с вами в одном вагоне» и «Неужели? У вас, очевидно, хорошая зрительная память», «Увы, способен запомнить лишь самые яркие впечатления. Вы закурите?» и «Нет, спасибо. Я выкуриваю лишь семь сигарет в неделю».
– Прежде всего, уважаемая Ирина Степановна, – добавив в голос лёгкости и дружелюбия, Арсов перешёл к официальной части встречи, – я хотел бы узнать ваше мнение о смерти Зудитова. Что вы думаете о причинах его самоубийства? Или полагаете, его убили?
– Нет-нет! – с некоторой экспрессивностью сказала Зелинка. – Конечно, он сам… – И убеждённо (и убеждая Арсова) добавила: – Сам!
– А причины? Зачем он это сделал? Что могло толкнуть на этот шаг? – как бы удивляясь поступку Зудитова, спрашивал Арсов.
– Я думаю… Он, я думаю, разочаровался в жизни, перестал верить, что когда-нибудь будет лучше.
Зелинка говорила осторожно, как человек, ещё не сделавший выбора нужного тона.
– А в чём конкретно, по вашему мнению, он разочаровался? У вас был с ним когда-нибудь разговор об этом?
Арсов сидел удобно и, приглашая собеседницу к длинному разговору, выпускал слова неторопливыми, бережными движениями губ.
