Как-то летом она разрезала нам на ровные дольки огромный десятикилограммовый арбуз и предложила съесть его на скорость. Победителю была вручена плитка шоколада и деньги – целый рубль! Остальным участникам «соревнования» – по пять-десять копеек.
Однажды тетя Вика решила мне сшить летнее платьице. Я пришла на первую примерку. Тетя встретила меня и сказала, что пока она будет шить мне платье, я должна вычистить у нее потолок на кухне и в коридоре.
– Скобли лучше! – предупредила тетя Вика и ушла в комнату.
…Когда я пришла домой, мама спросила, где это я так долго была.
– Пока тетя Вика кроила мне платье, мыла тряпкой ей потолок на кухне, – пришлось мне сознаться.
Мама нахмурила брови и сказала, чтобы я больше не ходила на такие примерки.
– Если тебе надо будет что-нибудь сшить, то мы лучше закажем в ателье, – добавила сердито она.
Мама еще часто говорила нам с сестрой, что она в расцвете своих лет заперлась в больничных стенах, работает как каторжная и не видит света белого.
Когда мне исполнилось десять лет, я очень хотела дождаться прихода Нового года и загадать желание. Я долго не ложилась спать 31 декабря – все боялась упустить ту минуту, когда Дед Мороз в полночь постучится в дома к людям и ко мне тоже.
– Не мучь себя, иди спать! – уговаривала меня мама. – Я заведу будильник, чтобы ты не проспала. Вот на двенадцать часов ставлю.
Я согласилась и легла спать. Когда зазвенел будильник, я слетела с кровати и кинулась в зал, чтобы поздравить маму с Новым годом. На диване я увидела спящих в обнимку – маму и соседа дядю Женю. Они были голые и совсем не укрытые. Заплакав, я ушла обратно в спальню.
Противный дядя Женя после той ночи к нам больше не заходил, по крайней мере, я его не заставала дома. Возможно, он испугался, что я могу рассказать о его похождениях жене, тете Лене, и детям, с которыми дружила. Теперь, когда дядя Женя встречал меня на улице, начинал сюсюкать:
– Ух ты, какая красивая девочка – Анжелочка! И добрая, и послушная, и детей любишь нянчить… На тебе двадцать копеек на мороженое!
Но я не брала денег, а с брезгливостью отворачивалась и быстро шла домой.
Я уже было стала успокаиваться от увиденной, потрясшей меня картины, как новая беда свалилась на мою голову: к нам в гости зачастил ещё один мамин ухажер – дядя Петя. Старшая сестра Вера к тому времени, закончив восемь классов, уехала в другой город учиться. Поэтому вести войну с маминым ухажером мне приходилось в одиночку.
Дядя Петя, заявляясь к нам, скромно садился рядом с мамой и смотрел телевизор. Я уходила в другую комнату, а сама через зеркало трюмо внимательно наблюдала за мамой и гостем. Вот он уже полез обниматься к маме. Я нарочно громко начинала кашлять. Мама торопливо откидывала нахальную руку гостя. Минуты через две тот опять лез обниматься и даже целоваться.
В конце концов, я не выдерживала такой наглости, выскакивала из комнаты и орала:
– Тебя, дурака, кто сюда звал? Что ты все время, как банный лист, лезешь к моей маме? У тебя что, своей матери нет? Вот иди к ней и лезь.
Дядя Петя ржал как жеребец, а мама только говорила, качая готовой:
– Ой, как некрасиво ты себя ведешь! Мне стыдно за тебя!
– Это мне стыдно?! – кричала я от обиды и начинала плакать.
Мама тут же выпроваживала гостя и принималась «прорабатывать» меня.
– Что ты вцепилась в меня, как клещ? – стонала она. – О, Господи! Лучше б я сделала аборт, чем родила тебя! Ведь мне всего сорок лет! Я и так кроме своей каторжной работы ничего не видела. Отпуск не брала уже три года, чтобы вас приодеть и в дом купить что-нибудь. А ты, неблагодарная, устраиваешь истерики! Не смей больше гнать этого человека!..
