Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - страница 3
И в сумасшедшем доме умер.
Но, горькой жаля красотой,
Живет прекрасное безумье.
«Не надо нам добра, не надо…»
Не надо нам добра, не надо…
И дней золы не надо нам.
Многовековым звездопадом
Родная Русь удобрена.
Кругом, как войско, перелески
К боям готовые стоят.
А грусть гармошки деревенской
По сердцу льет вечерний яд.
Тот яд горит и не застынет,
Куда, куда ни заберусь.
И в Африке, в ночной пустыне
Твои шаги я слышу, Русь.
И там во мгле неопалимой
Под акварельной синевой
Флиртует месяц с юной пальмой
И душит лапой пуховой.
И синий Нил похож на Волгу.
И не папирус – камыши
В ночищах шепчутся подолгу
И звезды там жуют в тиши.
«Тебя пою, покой вселенский…»
Тебя пою, покой вселенский,
Покой неведомой тоски.
За то, что плавишь в черном блеске
Мои зыбучие зрачки.
И ракушками бездн усыпан
Кружочек радужки любой.
Возникла песнь из пены хрипа
На ниве той, где мчался бой.
Луны бессмысленная лапа
Ночей ласкает купола.
Топленым воском звезд закапан
Пасущий облака Алла.
И ты, о снежная страница,
Крылатых песен барабан, —
Мне на кривом Арбате снится
Твоя скрипучая арба.
И эхо там в мозгу, в ущельи…
Над бездной – быстрой мысли вскок.
А вон по кручам заблестели
Змеиные тропинки строк.
«Дыханьем осени огнистой…»
Дыханьем осени огнистой
Уже листва обожжена.
И роща в золотых монистах,
Как в праздник пухлая жена.
Вот скоро-скоро засмеется,
Блондинкой прыснет золотой.
В объятиях звериных солнца
Последней крикнет красотой.
И будет грустью и худищем.
Скелетом черным захрустит..
Лишь ветер меж ветвей засвищет
О том, что к смерти все пути.
«Я бряцаю сердцем юным…»
Я бряцаю сердцем юным,
А кругом народ, костры…
Как ножи лихие струны,
Струны жгучие остры…
Из-за пищи, из-за хижин
На костры идет народ.
Саранчою звезд засижен
Бесколонный низкий свод.
В синях ночи пар Кастальский,
Песней млечною дымок.
Тот, кто слышит мало-мальски,
Песню б ту расслышать мог.
Голод уши увеличил,
Ловят молнии, прядут.
Голод в золотом обличьи
На сухую пал гряду.
У красавицы-страницы
В пухлоснежном животе
Строф кишечник шевелится,
Тот же голод, муки те…
«Неистовей Виссариона…»
Неистовей Виссариона,
Вольнее ветра самого
Огонь души моей бессонной
Свое справляет торжество.
Свое же пламя сам же славит,
Свои же пляшут языки.
А может, сон вернее яви,
Да, может, смех мудрей тоски?
О черепа, – иль глаз нет,
Иль костяные, что ли, сплошь?
Не чуете, как сумрак гаснет,
И сон по-вашему, что ложь.
И стрелка синяя компаса
Не отклоняется у вас
От многослойного Парнаса,
Чьи недра не провидит глаз.
Я взрыть хочу седые склоны.
Киркою звонкой – я туда,
Где сил подземно раскаленных
Таится звездная руда.
«Жокеев развелося – страсть…»
Жокеев развелося – страсть,
Лихих наездников по сотне.
Одни галопом славят власть,
Другие шагом – день субботний.
Тебе, любовь, мы не изменим.
Метелью фыркает на нас
Неисчерпаемым ячменем
В веках откормленный Пегас.
И пусть одни кричат: заезжен,
Куда ему, куда лететь!
И пусть другим он слишком нежен,
Чтоб грудью рвать созвездий сеть.
Мы голову к лебяжьей вые,
И – чрез закат, и чрез рассвет,
Чрез все преграды огневые,
Чрез всю вселенную – поэт.
«Во мне позвякивают звенья…»
Во мне позвякивают звенья
Еще не начатых поэм.
Не знаю, кто мне вдохновенья,
Душа переночует с кем.
Любимец был какой-то Надсон,
Весенний, падкий на скандал.
Ах, я боюсь, друзья, признаться,
Что я Тарзана не читал.
А дрянофил наш Облаковский…
Похож на клоуна и льва.
Пиит Республики Московской
Мне перепонки волновал.
Куда забраться мне, бродяге, —
Похожие книги
Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1
Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются вп
Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконстру
Что мы знаем о блокаде Ленинграда? Дневник Тани Савичевой, метроном, стихи Ольги Берггольц – вот наиболее яркие ассоциации. Как трагедия стала возможна и почему это произошло лишь с одним городом за четыре страшных года войны? В этой книге коллектив российских историков обращается к ранее опубликованным архивным документам, шаг за шагом восстанавливая события, которые привели к голоду сотен тысяч ленинградцев. Дополняя источники статьями и коммен
Генеалогия, алгоритм поиска родословной, практические советы и рекомендации, автофикшн, философия времени, путешествие по городам и пяти странам, путешествие во времени и пространстве… Можно ли это уместить в одну книгу? Можно, если это родословный детектив-путешествие, вобравший в себя реальные и вымышленные события, которые невозможно отделить друг от друга. Такого вы ещё не читали. Книга, которая писалась десять лет. Нет, всю жизнь. И она не о
Героиня книги «Зеркало-псише» Марья Ивановна Ушкина проходит путь от детства до зрелости, сопровождаемая субличностью зазеркалья. Иногда с лирической светлой грустью, иногда с юмором и самоиронией героиня проживает свои ошибки. Зачёркивает летние дни сложного детства и отрочества в календарях, составляет список своих поклонников, покидает любимого, придумывает теорию жизненных циклов и щедро делится творческим анализом собственных ошибок.
«Алая заря» свидетельствует о возвращении на Землю сотворённого человека. Казнь (заклание) и Пробуждение (оживление трупа) – не вымысел. Это быль. Адам Антихрист – человек, сотворённый в истине (Дух истины). И это факт.
Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.
«Жизнь – страшная штука, а по отдельным дьявольским намекам, долетающим к нам из пучины неведомого, мы можем догадываться, что на самом деле, все обстоит в тысячу раз хуже», – говорил Говард Лавкрафт, лучше других познавший природу человеческого страха. Основоположник жанра ужасов написал главный рассказ своей жизни в 1926-м году. Впоследствии «Зов Ктулху» превратился в литературную вселенную, населенную призраками из ночных кошмаров. Не всем при