– Такое чувство, что ты боишься ее сломать, – сказала она, выглянув из-за портативной видеокамеры.
– Да, боюсь.
– Младенцы очень пластичные. Сам увидишь. Даже если упадут, с ними ничего не случится. В отличие от нас, взрослых. Это мы хрупкие, а не они.
Хезер говорила с позиции человека, выросшего с четырьмя младшими братьями и сестрами. Кин давно забыл, была ли у него другая семья. Он держал на руках только что родившегося ребенка, и сердце замирало от нового опыта.
Миранда кашлянула, хлюпнула носом и закричала.
– Иди сюда, малышка, – пропела Хезер, передавая видеокамеру мужу, и взяла у него дочь.
Уже несколько дней Кин обдумывал слова, которые скажет новорожденной. Тем утром, когда солнце едва выглянуло из-за горизонта, он остановился на первом варианте.
– Жизненный урок номер один, – произнес он, закрыв один глаз, а другим смотря в видоискатель камеры. – Когда играешь в футбол, не беги за мячом. Беги туда, где он окажется.
– Жизненный урок номер два, – парировала Хезер. – Жан-Люк Пикар – лучший капитан космического корабля в «Звездном пути», и подобных ему больше не будет. Никогда. Но если когда-нибудь захочешь уважить отца…
Хезер кивнула на стоявший в углу чемодан на колесиках и обратилась к мужу:
– Кин, загляни в передний карман. Там для нее подарок.
Он поставил запись на паузу, расстегнул молнию и нащупал что-то мягкое вроде пряжи.
– На ощупь как… – начал было Кин, но умолк, вытащив и развернув находку.
– На тот случай, если ей захочется ощутить духовную связь с папулей. В промежутках между фантастическими фильмами.
Держа в руках красно-белый детский шарфик с вышитым названием «Арсенал», Кин улыбнулся жене так широко, что губам стало больно. В тот момент ничто не могло сделать мир еще лучше. Кин вернулся к постели и нежно накинул шарфик на Миранду, ерзавшую на руках у матери.
– Прекрасный ребенок, – сказала медсестра, положив на стол стопку покрывал, и взяла висевший за дверью планшет. – «Миранда Элизабет Стюарт». Какое красивое имя…
– Нам тоже нравится, – рассмеялась Хезер с особой нежностью, которой Кин прежде не замечал в ней. – Нравится? Да, очень нравится, – заворковала она, обращаясь к ревущему младенцу.
В ее голосе слышалась смесь любви, надежды и отчаяния, свойственная лишь новоиспеченным родителям, очарованным и перепуганным одновременно.
Кин рухнул в кресло у больничной койки и ощутил, как усталость вкрадчиво шепчет «закрой глаза». Услышал, как выходит медсестра, отключился, а через секунду почувствовал, что жена толкает его локтем.
– Кин! – вполголоса позвала Хезер, ткнув его еще раз.
Открыв глаза, Кин увидел улыбку на ее измученном лице.
– Смотри, – одними губами сказала она и кивнула на ребенка.
Тихо спящий младенец.
– Дремлет впервые в жизни, – еле слышно шепнула Хезер. – Положишь ее в колыбельку?
Она передала ему дочь с той же осторожностью, с какой недавно отдавал ее Кин. И тогда он понял: несмотря на опыт общения с братьями и сестрами, уверенность Хезер была показной. В спорах она могла вести себя как вышедший из-под контроля тепловоз, за словом в карман не лезла, отличалась смекалкой, а то и дерзостью (о таких говорят «язык до добра не доведет»), но в роли матери нервничала не меньше, чем новоиспеченный отец.
Баюкая Миранду, Кин подошел к теплой больничной кроватке и замер над ней, не желая расставаться с дочерью. Хотелось закрыть ее собственным телом, защитить от любых угроз из прошлого, настоящего или будущего. Это навязчивое ощущение пришло и ушло, сменившись мыслью, что у Миранды теперь есть свое место в мире и Кин, доверив дочь колыбели, не перестанет ее защищать. Он опустил спящее дитя на матрасик, а сам снова упал в жесткое кресло рядом с Хезер. Жена уже закрыла глаза. Взяв ее за руку, Кин продолжал наблюдать за Мирандой.
