Читать онлайн Елена «Ловец» Залесская - Зеленые мили

© Залесская Е., 2025

© Абеленцева А., (худ.) 2025

© ООО «Яуза-каталог», 2025

Драгоценным моим человекам по обе стороны ленты посвящается.

…

В.Г., моему soulmate.

Нам никто не обещал легких путей, но дали интересные. Методом проб, ошибок и любви мы вместе превратили их в зеленые бесконечные мили. От первой до последней строчки эта книга – мое признание тебе в чем-то большем, чем способно вместить одно человеческое сердце. Война показала, кто есть кто и с кем можно шагнуть за любой край. Главное условие – крепко держаться за руки. Не отпускай мою.

…

С одной стороны дороги Сиваш, с другой – Азов.

Две тысячи километров и лет несутся без тормозов.

Те из нас, которые кожей чувствуют вечный зов.

Ты говоришь, я дурко, а знаешь, что я про любовь,

Нас не понять. Не хмурь лоб. Не вскидывай бровь —

Если Бог создал того, кто носит внутри войну,

То Он создает и ту, что хранит внутри тишину,

Рядом с ней умолкает эхо любых самых грозных атак

И рождается любовь. В этом мире все только так:

Ты создаешь ей барьеры, препятствия, насыпи лжи,

А она за тебя готова порой отдать даже жизнь.

Ты можешь молчать, а она не смеется уже, смотри,

Пропускает сердце удар и ломается что-то внутри.

И Бог, создавший любовь и войну,

Ей приходит на помощь, сотворив тишину,

В которой однажды умолкнет твоя война

И останутся только любовь. И она.

Москва – Стрелковое

28.12.2022

*Все имена, фамилии, позывные изменены, все совпадения случайны.

Я стою на крыльце в Кременной под козырьком подъезда обычной советской хрущевки. Этот непрочный навес на покосившихся от времени бетонных столбах дарит ложную иллюзию защиты от летающего где-то рядом FPV-дрона. День ясный, и дроны распоясались. Берг смотрит на экран «Булата». Прибор истерически пищит.

– Где-то тут он, показывает метров 500.

– Над нами?

– Пока нет, но рядом.

Машина подъехала, надо собрать в горсть все крохи храбрости и сделать шаг на открытое пространство. Пробежать 5 метров и запрыгнуть в джип. Который тут же резко стартанет по ухабам, вывозя нас из города, в километре от центра которого первая позиция наших. Но я не могу сделать ни шагу: взгляд намертво прикован к воронке от снаряда на том месте, где два месяца назад еще были детские качели. Тот январский день, дождливый и пасмурный, запомнился как-то особо. Так же привычно бухали снаряды в считаных километрах от дома. Мы собрались сделать вылазку в Луганск. Я так же, как сегодня, вышла на крыльцо, приготовившись в три прыжка преодолеть расстояние до машины. Но замерла на месте, услышав громкий детский смех. Мальчик лет пяти, радостно хохоча и раскачиваясь все сильнее, взлетал на обычных старых, судя по всему, советских еще качелях в дождливое небо. А его отец стоял рядом, улыбался и был готов подхватить своего сынишку в любой момент. И не было у них двоих в эти минуты занятия важнее, и не было у них войны, раскатов артиллерии, звуков реактивных снарядов и «грачей», пролетающих над городом на те и другие позиции. Не было ничего, кроме детства, радости, и где-то словно звучало: «Взлетая выше елей, не ведая преград, крылатые качели летят-летят, летят…»

Но не качели, а «грады» прилетели в мирный двор. Целый пакет был выпущен по домам, в которых проживали обычные люди и лишь немного военных было раскидано по брошенным квартирам. Люди, у которых в этой жизни не осталось больше ничего, кроме нескольких десятков квадратных метров, заклеенных картоном или темной пленкой окон и войны, пришедшей как стихия: неотвратимо и на неопределенный срок. Я смотрю на эту воронку, слышу детский смех, вспоминаю разрушенный двумя «химарями» магазин, где тем же январем мы покупали хлеб и овощи, и какие-то необратимые процессы запускаются внутри. Кажется, именно в этот момент я осознала, что нет никакого прошлого. А, значит, и возвращаться больше некуда.

Только вперед. И я сделала шаг к машине. Спокойно дошла до нее, села и наконец-то, впервые за год, как следует рассмотрела и сам город, и дорогу, по которой была намотана не одна сотня километров. Война сузилась до воронки на месте детских качелей и расширилась до масштабов целой Вселенной одновременно.

На выезде из Рубежного замечаю в руинах домов, не переживших авиаудары, совершенно целый храм.

– Останови машину.

– Куда ты собралась?

– Смотри, храм целый. Все погибло, все разрушено. А храм – целый. И даже кресты не сорвало.

Выхожу, делаю шаг в направлении храма, как вдруг где-то рядом со свистом вонзается в землю артиллерийский снаряд. Отдачей закладывает уши.

– ЛЕНА! В машину! – орет мой водитель.

Мы уезжаем. Но я знаю, что вернусь сюда и сделаю еще не одну попытку разгадать секретный элемент жизни, побеждающей смерть. Раньше мы думали, что смерть – это единственное, что нам гарантировано от рождения, и поэтому она победила уже в тот самый момент, как мы сделали первый вздох на руках акушера. Теперь, глядя, как жизнь берет верх там, где все, казалось бы, безнадежно мертво, мне кажется, что где-то в этой моей стройной формуле ошибка. И весь прошлый, и весь следующий год я только и делаю, что пытаюсь понять, где именно. Пока понятно только одно: побеждает жизнь. Но как она это делает?

Раннее утро, нет даже шести часов. Трасса М-4 «Дон». В машине играет любимый чиллаут. Слева от меня на чернильном небе завис огромный тонкий месяц. Скоро новолуние. Машин мало, и ощущение того, что в этом декабре я, как и в предыдущие полтора десятка мирных зим, еду в Европу кататься на лыжах, меня не покидает. Машина, музыка, пейзажи, ровная дорога под колесами – все на своих местах. Но вместо лыж в багажнике рождественское печенье, шоколад и пироги для моих любимых парней, в сумке не кашемировые свитера, а добротные темные спортивные костюмы и обувь, в которой можно долго куда-то идти. Все это мне не понадобится, но я пока об этом не знаю.

Звонить еще рано: мы договаривались, что я буду стартовать попозже. Переночую в Краснодаре или в Ростове-на-Дону, день погуляю и ночью без пробок пройду посты на мосту и рвану по пустому полуострову. Все было переиграно на ходу: мне не спалось, в 4 утра я поняла, что бессмысленно даже пытаться, быстро собралась, присела традиционно на дорожку и сообщила коту, что он за главного.

У нас был план, но мы еще не знали чей.

– Заправлены в планшеты космические карты… – мурлыкаю под нос, вбивая в навигаторе «Джанкой, МАПП Чонгар…».

– Маршрут построен, – сообщает милым женским голосом Яндекс-навигатор.

– Погнали, – включаю на стареньком айподе любимый сборник. Впереди – сутки пути.

И я стартую в утренней декабрьской темноте, не очень понимая, куда именно. Но это неважно. Там встретят те, кому доверяешь больше, чем себе самой.

Поездка сложилась удивительно и спонтанно. Все началось незадолго до вывода наших войск из Херсона. Я везла сына близких друзей, моего названного крестника Федора, на хоккей, когда на экране телефона вдруг выскочил международный звонок.

– Лена, привет! Это я, – сказала трубка знакомым голосом.

– Кто?

– Я, Вал. Ты что, не узнала?

От радости у меня задрожали руки. Я так давно и безуспешно писала им всем после 24 февраля, что уже миллион раз успела оплакать и в конце концов прочно уверовать, что иногда отсутствие новостей – новость на самом деле неплохая. Тем более что с Грином мы за этот год так или иначе были на связи. Я куда-то уезжала, просила подстраховать, встретить, просто кофе. И это было так важно – чтобы Грин был на связи.

Они появились в моей жизни в мирное спокойное время. Хотя в их собственной такое, пожалуй, не наступало и вряд ли когда-то наступит. По лезвию бритвы – как по хайвею. С Грином нас познакомила моя подруга, бывшая супруга шейха одного из султанатов залива. Девушка очень красивая и на Ближнем Востоке достаточно известная. Моя принцесса. Все произошло случайно, запланировано не было, но с того далекого лета перед разводом Грин и Вал стали неотъемлемой частью моей жизни. Меня будто бы вручили им со словами: «Пусть с ней все всегда будет хорошо». А мне моя принцесса сказала тогда: «Ты ему очень нравишься. Очень. Я не могу ошибаться, я знаю».

Мы все ошибаемся. Вопрос – насколько поправимо.

Бывшая шейха вышла замуж за французского бизнесмена турецкого происхождения и улетела в Швейцарию.

Я осталась разводиться с первым мужем, с которым мы прожили 10 лет. Знакомы были 15.

А парни остались – всегда где-то рядом.

– Братишка, милый! – высаживаю Федьку, сообщаю, что буду ждать тут, и возвращаюсь к телефону, – богатым будешь!

– Скорей бы. Ты как?

– Я хорошо, как вы там? Князь всея Руси с тобой?

– Со мной, отъехал. Велел позвонить и успокоить, сказал – ты писала. – Так у Грина появляется резервный позывной. Только для своих. To whom it may concern.

– Я так рада… ты не представляешь! – Минут 10 мы болтаем ни о чем. Спрашивать – нельзя. Называть точки и адреса – нельзя. Можно только тихо радоваться и благодарить все высшие силы за этот голос в телефонной трубке.

– Ты как там, Ленусик? В гости приедешь? Тут красиво. И еще тепло.

– Спрашиваешь! Конечно, приеду. Но у вас там небось стреляют?

– У нас нет. Хорошо у нас. На источники тебя свозим. На море. Тут такое море, ты на таком не была никогда точно. На речку тоже.

– Приглашайте скорее.

– Пригласим чуть попозже. Сейчас тут порешаем с делами. Звони и пиши на этот номер.

– Обнимаю вас, до хруста костей.

– И мы тебя. Будь аккуратна.

Звонок «оттуда» как лучи теплого солнца, как объятия, как теплый плед у горящего зимой в бревенчатом доме камина. Столько любви к ним всем вмещает мое маленькое человеческое сердце. Высказанная вслух идея – поехать в гости к моим самым близким на свете пацанам на войну – меня не отпускает. Я примеряю ее к себе. Волнительно. Боязно. Завораживает. Тянет как магнит. Где война – а где я… Теперь мы будем разговаривать чаще, Грин присоединится к нашим вечерним беседам. Будем много смеяться. Это всегда было традицией. Я смеялась с ними в самые черные дни. И темнота отступала, словно не выдерживая напора юмора. А заканчивать каждый разговор я буду вопросом: когда? Зерно пустило корни и дало всходы. Каждый раз они будут говорить: не сейчас, чуть позже. Надо кое-что закончить. А потом из Херсона выведут войска и разговоры на какое-то время умолкнут.

Светает. Обгоняю колонны машин с буквами Z и V. Осенью я уже ехала здесь в Сочи и обратно, те же машины, те же пейзажи, но тогда в моей жизни еще не было войны. Поэтому сейчас я понимаю на ней абсолютно всех. Кто за, кто против. Кто против, но в окопе. Кто за, но в Дубае. «Не судите, да не судимы будете», – Матфей знал, о чем Он ему говорил.

На заправке под Ростовом молодые парни видят на торпеде подаренную другом кепку с буквой Z.

– Девушка, а вы поддерживаете спецоперацию?

– Я поддерживаю людей.

– Выходите за меня замуж!

Смеюсь. Уезжаю. Снова «Уралы», парни из кузова машут руками, я мигаю фарами. Встречным – дальним, на обгоне – аварийкой. Такой вот странный способ поддержать своих мы изобрели той зимой. Тех, кто едет «за ленту». Среди которых те, кто вернутся оттуда уже грузом-200. Не удается разглядеть даже лиц, но все они для меня – свои. В Ростовской области отряд ребят в военной форме сопровождает гуманитарный конвой, на шевронах что-то про Донецк. Знакомимся в очереди, обнимаемся на прощание, я еду дальше и почему-то плачу. Вдруг приходит какое-то осознание. Я фантазер, мечтатель. Выдумщик миров и судеб разных людей. Этим мужчинам в холодных, продуваемых декабрьскими ветрами кузовах «Уралов» мне хочется придумать особую судьбу. С хеппи-эндом обязательным. Но не получается. Перед глазами кадры из фильмов про войну. Там все горит, взрывается, убивает. А это не кино. Все всерьез и по-взрослому.