Дома Грин и Вал о чем-то оживленно беседуют за столом. Звучат какие-то позывные, странные термины. Захожу, повисает какое-то напряженное молчание.
– Что?
– Я сегодня уезжаю ночью. – Грин смотрит куда-то мимо. – Ты с парнями вернешься по плану.
– Нет!
Слово вырвалось раньше, чем я успела осознать, что без него совершенно не хочу здесь оставаться. Даже с Валом, который мне как самый любимый в мире старший брат. Что произошло за эти пять дней, что не успели вместить в себя предыдущие пять лет, мне пока непонятно. Но я тоже хочу уехать этой ночью. Чтобы у нас были еще одни сутки, и может быть, мы успеем наговориться о чем-то, о чем мы пять лет молчали.
– Ты можешь уехать со мной до Краснодара, там я тебя оставлю и поеду без остановок в Москву. А ты не торопясь спокойно вернешься на следующий день.
– Почему мы не можем уехать на моей машине?
– Потому что мне может понадобиться вернуться срочно. На чем я поеду?
– Я тебя отвезу.
– Нет.
Слезы предательски наворачиваются на глаза. Вал молчит.
– Ну хоть ты ему скажи!
– Езжайте вместе, чего ты в самом деле. Нас то ли отпустят, то ли нет, непонятно, будет потом одна по этим куширям скитаться.
Все как-то уже успели забыть, что одна я сюда и приехала. И я сама тоже.
Грин сопротивляется, но недолго.
– Я подумаю.
– Мы хотели ехать в город, кофе пить…
– Ты хотела – ты и езжай. Я не поеду никуда.
Слезы все-таки прорываются и катятся по щекам.
– Иди ты к черту!
Выскакиваю из дома и по привычке – на берег. Что-то очень важное будто упущено из виду, что-то главное все время ускользает. Я не могу поймать это, и мне кажется, что будь у нас еще чуть-чуть дней, часов, минут, все стало бы так понятно. Мы за все время знакомства не провели на круг столько времени вместе, сколько в этом декабре 22-го на этом берегу, где навсегда остается какая-то огромная часть моего сердца. Словно крепкие стальные тросы приковывают меня к маленькому курортному поселку на берегу Арбатской стрелки. Пять дней вместили целую жизнь. Но, как и в жизни, не хватило всего чуть-чуть.
Раздается шелест гравия под тяжелой поступью. Надежда вспыхивает и гаснет: не он. Его размашистую, чуть прихрамывающую походку ни с чем не спутаешь. Кто-то другой, засланный казачок, пришел с белым флагом. Оглядываюсь – так и есть, Кавказ.
– Поехали кофе пить.
– Грин прислал?
– Ну… да.
Желание кофе сильнее обиды. Садимся в машину и едем в город. По дороге звонит Аид, сбежавший из госпиталя. Рана небольшая. Осколок прошил плечо и добавил еще один шрам к богатой россыпи на его теле. Есть и хорошие новости. Говорим какое-то время. Он редко о чем-то меня спрашивает. Высылает контент для канала.
Кладу трубку. Кавказ молчит.
– Ты явно что-то хочешь спросить?
– Ну не то чтобы… Но у вас какие-то движения до этой поездки были с Грином?
– Будем считать, что ты не спрашивал.
В городе паркуемся у танка. Берем кофе с собой, чуть прогуливаемся и назад. По дороге заезжаем к памятнику героям Великой Отечественной войны. На горе танк, под горой – церковь. Символично тут все.
Дома Грин явно принял какое-то решение. Вал сидит и тихо улыбается себе под нос.
– Собирайся. В 20.00 выезжаем, чтобы до комендантского часа пройти ноль. Ты будешь спать до Краснодара. Лучше бы и сейчас тоже…
– Ты все-таки решил ехать со мной?
– Не заставляй меня об этом тут же пожалеть.
В душе поют соловьи, в животе танцуют бабочки. Свои сидора собираю за 10 минут. Настроение у всех приподнятое. Через 5 дней Новый год, что-то очень сильно поменялось, и мы – часть этих великих перемен.
