Рита, – А в чём отличие-то?
Венд, – Не знаю. Примерно так, когда спишь на постельном белье из синтетики. Внешне красиво и воздушно, а телу не комфортно. Другое дело натуральные ткани, бухнулся в постель, и никаких ненужных раздражающих ощущений нет.
Рита, – Сравнил же, практик! И всё-таки, история с Гелией тревожит меня.
Венд, – Тебе не приходило в голову, что за столько лет я и сам стал троллем? И прежним землянином уже не являюсь.
Рита, – Не возомни о себе, что ты тут исключение. Все, кто возвращаются, становятся иными. Иначе, чего бы я тут с вами драгоценное время теряла. Ты ведь просил Вайса дать тебе разрешение, взять с собою Гелию и подросшую дочь на Землю? Ещё тогда, когда Гелия была жива. Вайс же разрешил. Почему же ты не вернулся именно тогда?
Венд, – Потому что после этого разрешения она вскоре и погибла.
Рита, – Почему ты и тогда не вернулся?
Венд, – На вопросы столь интимного свойства я отвечать не буду, доктор Почемучкина. Во всяком случае, не тут. А ради заполнения твоих премудрых таблиц отвечу так. Решил заняться поиском смысла жизни, а когда этим озадачен, место, на котором ты и угнездился в глубоких раздумьях, значения не имеет.
Приход Риты в личный отсек Венда и его исповедь о последней встрече с Гелией
Она разлюбила меня. Калитка в волшебный сад её души захлопнулась навсегда. Как и почему это произошло? Я не знаю, но однажды обнаружил себя толкущимся рядом с ней, а она была уже далеко. Не со мной. Я стучался вначале робко: «Эй, это же я». Потом долбил грубо и ожесточённо, условная дверца была наглухо замурована, я всегда был снаружи, мог быть, мог отсутствовать, она не нуждалась во мне. В трольских деньгах, которые я там зарабатывал неустанным трудом на благо их процветания, она нуждалась всегда, и это была та ниточка, что хоть как-то нас связывала. Но я-то понимал, уйду я, найдётся другой, чьи карманы будут опустошаться с тем же святым и серьёзным выражением чудесного лица. Тот, кто гулял в волшебных измерениях, открытых ему этой женщиной, не стал бы возражать. Всё внешнее, по ту сторону калитки, не имело для него столь уж большого значения, так мне казалось. Хозяином сада был он, а все прочие жадно глазели извне на то, как он пожирал райские яблочки. Спросишь, чем же она платила мне за моё унижение? А тем, что иногда и швыряла в мою сторону то одно, то другое яблочко из тех, что не слопал её настоящий возлюбленный. Тебе странно слышать о таком вот моём попрании женщиной, когда прежде я всегда сам попирал любую из них, кроме тебя, конечно. Но в те светлые времена я пребывал в переходном возрасте от мальчика к мужчине и слишком был захвачен новыми ощущениями, а на твоём месте – месте первой женщины в жизни мужчины – могла быть любая. И жаль, конечно, что моей первой женщиной оказалась ты…
Я очень хорошо помню тот день, когда увидел её в последний раз. За два дня до её гибели. Она вдруг неожиданно приехала ко мне через подземную дорогу в мой подземный жилой отсек. Она была давно своя, и её пропускали к нам. Все её знали как мою жену. Я был удивлён. Она не делала так давно. Она вошла ко мне. Я сидел к ней спиной. Я отобрал у неё код допуска в помещения подземного города после её скандалов и пьяной одной выходки. А добряк доктор Штерн одарил её кодом допуска на любой объект, мне в пику, как бы. Вот, мол, она тут своя, а твои выкрутасы пусть при тебе и останутся.
