– Захватывающая, и с географией. Тебя простил?
– Он и не держал зла, а жена его была готова порвать меня. Спасла боязнь сделать хуже своему. Притом, что я отказался от своей доли в квартире в их пользу.
– У меня собственного угла и не было. Со мной произошло нечто невероятное и запутаннее, поэтому нет желания говорить.
– Особенно с каждым встречным. Хорошо, что сумели прописаться, а то с этим сложно.
– Для приезжающих издалека и тогда было легче, – сказал затеявший разговор мужчина. – Ты в городе нормально ориентируешься? Знакомого одного хочу найти, но не знаю, как доехать. От завода до него ходил трамвай, неподалеку от его дома находился универсам, какой-то дом быта. Это всё, что помню.
– Не густо. Ехать было долго?
– Где-то с полчаса. Пройтись по путям неохота, ещё перепутаю чего.
– Пешком последнее дело. – Антон зашёл к себе в комнату. Через минуту принёс сложенный вчетверо выцветший лист бумаги. – На, возьми карту города времён нашей молодости. Тут практически все: здания, жилые дома, схема маршрутов движений транспорта и прочее. Птичку я поставил на центральной проходной.
– То, что надо! Погляжу-ка на себя с птичьей высоты.
Гадаеву потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в обобщённом картографическом изображении города. Отыскав знакомую трамвайную остановку, он вычислил и нужный адрес, и расположенный в противоположном конце города дом в частном секторе, с которым были связаны самые сильные его воспоминания.
Полдень воскресенья он посчитал подходящим временем, чтобы навестить своего бывшего наставника. С учётом того, чтобы дойти пешком, он за час вышел из дома. По дороге какие-то места вспоминал, что-то открывал. Виды балконов встречавшихся домов сильно разнились, большая половина была застеклена. С одного из них игравшие дети брызгали воду на прохожих и громко смеялись. На каждой остановке стояли одинаковые киоски под названием «Салют», а пристройка к дому, в которой раньше находился гастроном, была закрыта на ремонт. В следующем квартале его внимание привлекло сильно испорченное асфальтовое покрытие тротуара, проросшими под ним корнями деревьев. Гадаев то ли вспоминал, то ли предполагал, что десять лет назад асфальт только был уложен, и саженцы вдоль дороги ещё были тонкими. Он дошёл до конца дома, за пешеходным переходом попал к отгороженной яме под строительство дома, и видно было, что простаивало без движения. Искомый девятиэтажный панельный дом, в котором жил Алексей Павлович, он узнал не сразу. Некогда казавшееся статным здание выглядело серой постройкой на фоне соседствующего высотного дома из разноцветного кирпича и с одинаково остекленными балконами; с парадным входом выше уровня земли на пять длинных ступенек и с ухоженным двориком со столбами освещения. Попасть в подъезд оказалось непросто – входная дверь с кодовом устройством была закрыта. Оставалось ждать, пока кто-либо не появится, поскольку не помнил номер нужной квартиры. Первым показался старый, едва передвигавшийся мужчина с костылями в руках и в очках. Своим неосторожным движением и нерасторопностью он посодействовал тому, что Гадаев не успел дотянуться до ручки двери, и она захлопнулась. Возмутиться, или попросить, чтобы открыл, счёл бесполезным делом. Возвращавшаяся домой женщина с переносной коляской без младенца внутри впустила его после стандартного вопроса, и он поднялся на седьмой этаж. Справа от лифта стояла металлическая дверь серого цвета, которой раньше не было. Он нажал наугад на одну из двух кнопок для вызова, и донёсся слабый щелчок в глубине тамбура. Появившаяся девушка была в зелёной футболке и в чёрных обтягивающих штанах, подчеркивавших стройность. Тёмно-русые волосы были завязаны в хвост. Предположительно, она была дочерью его давнего знакомого.
