– Ты мне тоже нравишься, – ответила она и коснулась его руки. – Сегодня мы обговорим, взвесим.
– Не стоит ставить галки за и против, нужно следовать внутреннему голосу. Встречаемся не впервые, потому предлагаю уже остаться.
– Смелое предложение! А к месту ли оно?
– Вполне! Мне не понять, что значит жить в чужом доме. Этим ты окажешь добрую услугу не только мне. Даже сестра родная устанет от долгого присутствия посторонних.
– Сестру не знаю, но я могу.
Второй откровенный, но не очень удобный момент женщина оставила без ответа. Она убрала грязную посуду и отнесла на кухню, которая была просторнее, чем у Наяры, ещё и с балконом. Кроме плиты и старого холодильника молочного цвета, в ней стояли стол и два стула. Часть посуды была помещена на имевшуюся единственную полку, а часть – на подоконник. Между плитой и раковиной находилась накрытая клеёнкой тумбочка. Кран-смеситель сильно болтался, и он помог ей урегулировать температуру воды.
Юлдашев вернулся в комнату, сел на диван и включил телевизор. Пройдя каналы по кругу, остановился на музыкальной программе. Сам размышлял над тем, как убедить её остаться, и рассчитывал, что она согласится.
– Обожаю клипы смотреть, хотя часто собою они затмевают саму музыку, – сказала Мазель и тоже присела лицом к экрану. – Ты тоже их любишь?
– Что ещё остаётся делать дома, если один? – ответил он и убавил звук. – То, как поют, не всегда мне нравится, но другое дело уметь играть на инструментах. У самого пальцы начинают произвольно двигаться под такт.
– В детстве я часто пела, без меня не обходились школьные праздники, но дома были недовольны этим. Потом и у самой пропал интерес.
– Петь сложнее. У меня была игрушка – свисток с трубочкой и с шестью дырками. Однажды он пропал, и я два дня подряд дрался с соседским мальчишкой, больше некому было стащить. Через пару лет нашёлся дома, выходит, что я всем надоел, и его просто спрятали. В таком месте, что и не обнаружить: потолок нижнего этажа по балкам был подбит обоями, туда и засунули.
– С мальчиком, наверное, крепко подружились? В моём классе были два непримиримых соперника, однажды на перемене схлестнулись, и у одного рука сломалась. Так они после этого стали не разлей вода.
– Мы – нет. Вскоре я обнаружил, что умею издавать замысловатые звуки. Потом он сломался, и я его выбросил.
– На этом что, всё закончилось? Неправильно зарыть то, что получается.
– Продолжение было, но тоже недолгое. До того, как снял эту квартиру, забыл о своём увлечении, пока не увидел на блошином рынке настоящую зурну. Купил и начал осваивать, правда, пальцы не так шустры были, как в юности. Постепенно восстановил бы их подвижность, если бы не дед с верхнего этажа. Пару раз спускался сюда, чтобы послушать, и сказал, что это не музыка, что он пожалуется, если и впредь нарушу его покой. Пришлось отказаться, мне тоже это больше неинтересно.
Квартира как таковая продолжала доставлять женщине дискомфорт, и она решила, что пришло время поговорить о ней. Выкладываясь по её поводу, подчёркивала, что она действует отталкивающе; старалась доказать, что для его же блага удобнее жить в квартире большей площадью, а оплачивать аренду предполагалось не из его средств. Рассуждая, Мазель заодно демонстрировала свои ногти с красными точками на розовом фоне. Его доводы в виде внесённой наперёд оплаты за жильё, удобства района, тишины во дворе и в подъезде, близость рынка и прочее, сопровождались серьёзностью выражения лица и изменением мимики. Она приводила контраргументы: болезни и неудачи в делах могут быть напрямую связаны с местом жительства; для неё чести не делает взять и переехать к мужчине, не известив об этом никого из родных, знакомых, и она рассчитывает на понимание с его стороны. Рассказала и о своей подруге, умеющей предугадывать перемены в судьбах людей по расположению небесных тел, о своём желании иметь свой дом, чтобы ни над, ни под тобой никого не было.
