– Как я отпущу тебя с ведром в руке? Завтра вечером я сам привезу.
– Мне как раз можно с ним, и я не в выходном платье. Тебя будем ждать в следующее воскресенье к обеду – в ближайшие выходные отец уезжает. Он сейчас дома, бюллетень взял, но никого видеть не желает.
Она вытащила из своей сумки синего цвета большой пакет с двумя ручками, и Гадаев помог надеть его на пластиковый сосуд. Ирина напомнила ему девушек из его родных краёв, где быстро разделяли труд на женский и мужской.
Он заподозрил, что на лице Алексея Павловича сохранился след от разбирательства, поэтому и не спешит увидеться с ним. Загруженный насущными проблемами, которые сдавались ему не такими острыми, как час назад, он взялся готовить себе салат.
Ночь выдалась неспокойной, ожидание прихода Мамалиевой было отражено в каждом его движении. Гадаев не видел альтернативу, как ещё было отговорить её от планов мести, но продолжал считать, что поступил низко, что не проявил должной тактичности.
Вошедшая Дарина была в чёрной куртке, тёмной длинной юбке и в туфлях. В руке находился полупрозрачный небольшой пакет с контейнером внутри. Он столкнулся с ней взглядом и удивился: перед ним стояла словно незнакомая женщина в трауре, и отсутствие на лице косметики подчеркивало унылость её настроения. Нечто похожее происходило и с самим после смерти отца: ощущал себя оторванным, окутанным пеленой скорби среди ребят. Непросто было начать разговор по теме, драматизировать молчанием тоже не мог и виновато сказал:
– Перешли черту!.. В собственном исполнении повторили пример того, что поспешность ни к чему хорошему не приводит. Окунулись в такую муть, что не отмыться.
– Моё отношение к произошедшему не так однозначно, но попрошу и намёком не касаться его, – ответила Мамалиева и присела.
Два пальца правой руки женщины были забинтованы и обработаны зелёнкой. Гадаев подумал, что по пути домой она осознала, что натворила и обрушила свой гнев об стену в коридоре. Он инстинктивно сжал кулак, затем поднял полупрозрачную крышку белоснежной посуды квадратной формы. В ней находились картофельное пюре и жареная печень. Он положил себе в рот кубик тёмно-коричневого цвета и сказал:
– Вкусно, но ты больше не ходи сюда с посудой. Всё по той же самой причине.
– Не очень поняла?!
– В некотором роде мы стали неприятелями, и есть из твоих рук неправильно, как и часто видеться. Другое дело, если обойдётся без последствий. Вчера я ел с удовольствием, а сегодня чувство такое, что встанет поперек горла.
– В корне не согласна, что нам следует избегать друг друга, и с едой ты не привередничай. Я безо всяких условностей бы накормила тебя. Мне часто хочется поделиться обедом, но происходит это, считай, впервые. Кого здесь попросишь отведать?
Радушие женщины плохо сочеталось с её обличием, Гадаев поднял на неё глаза, а она свои отвела. Он продолжал считать, что поступил по-предательски и со своей изобретательностью заслуживает порицания. Понять было нетрудно, что произошедшее отпустит его тогда, когда она предпримет шаги, которые ему не понравятся. О чём вести диалог было ясно, но начать затруднялся.
– За ребёнком собралась?
– Время ещё есть, – сказала она. – Пережить можно и не такое, главное по итогу не почувствовать себя оплёванной.
– Выходит, что ты прямо всё поставила на эту авантюру. Понять не могу, что именно стоит за этим. Сомневаюсь, что цель оправдает средства.
