– Меня потеряла? – Гадаев узнал голос Ирины. – Я издалека почувствовал, что ко мне пришли. Можно уже тише.
Первой отреагировала женщина в возрасте.
– Мы же в прошлую мою смену говорили, и тебя Сашей вроде зовут?!
– Всё нормально, продолжайте так же звать.
Ирина была в знакомой ему голубой спортивной форме, а из-под верхней части виднелась красная блузка с блёстками.
– Я примерно помню, где ты живёшь, но пройти не разрешили. То есть мы ещё недоговорили. Информации о жильцах нет, и порядки тут особые.
– Не мы их устанавливаем, – сказал он и обратился к сидевшей за столом женщине с просьбой пропустить девушку.
Ирина опередила их:
– Я на минуточку, подниматься и необязательно. Мы расстались непонятно как, и я хотела попросить прощения за произошедшее. Крайне неудобно вышло, переживала и на другой день. А папа особых эмоций не выразил, будто был не при делах.
– Ему не было дела до остальных. Твой приход дорогого стоит и извиняться не за что. Расскажи, что там случилось, как отец? Разобрались?
– Да, всё хорошо. Мужчинам присуще иногда посоперничать, как в детстве, но без свидетелей.
Стоявшие в суженном проходе они прижались к стене и пропустили выходившую из дома группу людей. Гадаев не понял, почему жильцы терпят вызванное сужением прохода неудобство, которое явно отжило своё. В аналогичном доме по соседству и в те годы обходились без подобного препятствия.
– Ещё хвост за собой притащила. Как-то неудобно, мы можем выйти и посидеть на лавочке, – сказал он, но подумал о сложностях сегодняшнего дня, что в таком случае он мог оказаться в поле зрения знакомых женщин.
Ситуация сама выправилась – Ирина показала на стоявшую в углу пластиковую ёмкость, проговаривая:
– Я с ведром. Не знаю, как ты отнесёшься, там всего понемногу из дачи.
– Девушка, можете проходить, чтобы запомнить для следующего раза, – сказала нёсшая дежурство женщина.
Гадаев взял ведро с овощами и направился к лифту с последовавшей за ним Ириной. Она преодолела девять ступенек, оглянулась назад и выразила своеобразность расположения подъёмного механизма. В ожидании лифта он почувствовал запах её парфюма, а войдя, сказал:
– Должно быть, тебе в диковинку то, как у одних устроен быт. От неимения лучшего здесь и этому рады.
– Тянет на твёрдую четвёрку. Бывала в домах под снос, во временных постройках. У знакомых дом новый, но сами недоумевают, как можно было утвердить столь некомфортный проект.
– По дороге к заводу стояли два полуразрушенных дома, в одном из них ещё жили люди, в том числе старый-старый дедок. Говорили, что он-де и не соглашался на снос строения. Недавно проходил мимо и на ум пришло, что унёс с собой.
– У вас удобный квартал, дом относительно новой постройки. Лифт меньше нашего ободран, и стены не исписаны. Квартира, конечно же, несравнимо лучше, но слышала истории, как одинокие люди перестают дышать, и соседи не сразу хватаются. Здесь такого в принципе не может быть.
Выйдя из лифта, Гадаев вначале подал девушке руку, и ею же подчеркнул надобность преодоления ещё ряда ступенек. На этаже он указывал на помещения общего пользования.
– Ничего не меняется. Днём редко кого встретишь на этаже, будто бы все на смене.
– Сложно привыкнуть? – спросила она.
– Мой ответ будет неоднозначным: и отдыхаю ото всего, и неустроенность гонит меня туда-сюда.
Открыв дверь комнаты, Гадаев впустил вперёд девушку. Он положил ведро на пол в углу и предложил присесть.
