– А поди как заболеет? Нет уж! Пусть дома сидит! Здоровее будет! – строго ответила она.
– Да что ты над ней, как курица над яйцом кудахчешь? Отпусти девку погулять! – не унимался Василий.
Но Иринушка была непреклонна. Уперев руки в боки, она топнула ногой и погрозила дочери пальцем.
– Не слушай отца, Василиска, – наказала она. – Сам бы хоть раз у твоей постели посидел во время болезни, не хорохорился бы так!
Девочка ничего не ответила, отвернулась, опустила светловолосую голову низко-низко. Из больших голубых глаз капнули на шерстяную шаль две прозрачные слезинки.
Через несколько дней, когда Иринушка с утра ушла на сенокос, Василий подошел к печи и шепнул дочери:
– А ну, Василиска, слазь-ка давай на пол!
Девочка удивленно взглянула на него и покачала головой.
– Маменька не велела с печи слезать, вот и обед у меня тут, в узелке завязан.
Василий взглянул на кувшин сливок, обмотанный старым тряпьем и поморщился.
– Там, на лугу, сурепка наросла, ребята, наверное, уж до отвала наелись, а ты ее в жизни не пробовала! Знаешь, какая вкусная?
Василий подмигнул дочери, протянул ей руку.
Василиса раздумывала несколько мгновений, тревожно поглядывая то на отца, то на дверь, будто боялась, что сейчас войдет мать и снова расстроит их планы. Но никто не пришел, тогда девочка скинула с себя шаль и несмело протянула руку отцу. Тот помог ей спуститься с печи, пригладил рукой растрепавшиеся волосы и распахнул дверь. Василисе в нос ударил ароматный летний воздух, пахнущий цветами и свежим навозом, – он был теплый, сладостный, манящий. Девочка замерла на пороге, не смея шагнуть на крыльцо.
– Ну, чего встала, как вкопанная? Чего глазищи вытаращила? Иди гуляй, пока матери нет! Бегай, дочь, с ребятами досыта, а к вечеру домой возвращайся.
Девочка широко улыбнулась отцу и выбежала на улицу. Голые пятки колола сухая земля, высокая трава щекотала колени, и эти ощущения были такими удивительными и приятными, что Василиса округлила глаза от удивления, рассмеялась от переполняющего все нутро счастья. Косы ее растрепались от ветра, бледное лицо согрелось от солнечных лучей. Маленькая, худая девочка прыгала по высокой траве, и не было никого счастливее ее в ту минуту.
Деревенские ребята, увидев Василису, насторожились и неохотно приняли ее в свой круг. Они знали, что мать ее гулять не отпускает и звали ее между собой “запечницей”. Василиса не знала ни ребячьих игр, ни их правил, удивлялась всему. Дружить с ней было неинтересно, поэтому до самого вечера девочка бегала за ребятами, точно хвостик, пытаясь хоть чем-то им угодить. Мальчишки вскоре принялись дразнить ее, а девочки, сбившись в кучку, хихикали над ее странными повадками, даже придумали потешку:
– Запечница, запечница,
Ищи к печи лестницу
Полезай повыше,
Только не на крышу!
Василиса терпеливо сносила насмешки, не зная, чем угодить своим новым друзьям. Когда над краем деревни повисло оранжевое солнце, и закатные лучи окрасили облака в нежно-розовый цвет, детвора притихла. Парни и девчонки разожгли костер, расселись полукругом вокруг него и заговорили тише, будто боялись, что кто-нибудь подслушает их разговоры.
– Эх, сейчас бы печеной картошки! – вздохнул рыжий вихрастый паренёк, – Так жрать хочется, аж живот сводит!
– А я бы лучше ржаных сухарей поела! – пискнула черноволосая, чумазая девчонка с ободранными коленями.
Ребята вдруг дружно повернули головы к Василисе.
