Жадность - страница 27
Стёпка видел, что Тихон проснулся и смотрит за его работой. Парню захотелось показать себя взрослее, что он уже умеет работать пастухом и может обойтись без наставника, а Тихон может гордиться своим обучением и подпаском, и Стёпка поднял кнут, хотя необходимости в этом не было. Ремень взвился в воздух, изогнулся и со щелчком опустился на пёстрый бок графской коровы. Бурёнка обиженно замычала, её товарка поспешила отбежать в сторону, а Тихон поморщился от звука кнута и неодобрительно покачал головой. Провёл рукой по редким серебристым волосам на голове, почесал обросшую седой щетиной щёку и выкрикнул:
– А оно тебе дюже нужно было?
Стёпа мгновенно сообразил, о чём спрашивает дед, но разыграл искреннее непонимание.
– Чего, нужно?
Тихон крякнул, посмотрел в невинные серые глаза паренька, снова крякнул, плюнул в сторону и гневно пробурчал:
– Запори меня граф до смерти, не пойму, когда ты, Стёпка, придуряешься, а когда взаправду дурак дураком. Вроде, умный малый, а коровёнок стегаешь. Да добро б за дело, а ты не за хрен собачий им выдал. А корова-то графова! Юрий Саныч ежели чего – ну там неудой у ней, али ещо чего, – мне ж выдаст, а не тебе обормоту. А у меня с прошлой рыболовни – спина не отошла. Выдам тебя графу, как чёрт свят, выдам. Вот и придуряйся перед ним. А что, глядишь, сработает, пожалеет он тебя, придурь такую.
Степан поначалу хотел было вознегодовать, но от угрозы пастуха засвербело под лопаткой, а потом и в копчике. Он со смиренным видом подошёл к Тихону и опустил свербящий хвостец в примятую траву.
– Да ладно тебе, Тихон, – убеждая, начал оправдываться подпасок. – Ну как же без кнута? Они за линию прутся и прутся. Там вона травка какая! А тута они сожрали усё. Как их удержишь, без кнута-то? А его они боятся. Дед, а может, пущай идут? Авось не утонут. Я вот ходил, ежевики налопался и не утоп.
Дед хмыкнул, подобрал с земли картуз и отряхнул его о выставленное к небу колено, обтянутое тёмными штанами.
– Можа, можа… Мож осенью скот жиреет, человек добреет, а наш Саныч, что ни день, то всё хмурей и злей. С тобой случись чего, никто и не почешется, а с коровой графовой?.. Моя спина к приключениям стара, а твоя этаких приключений не вынесет. Хотя прав ты, конечно. Трава им нужна, а тут её мало. Деньков пять, тут ещо позасядаем, а там перебираться будем.
– А куды?
– Знать бы, – вздохнул дед и снова поскрёб ногтями щетинистую щёку. – Походить надо, посмотреть, поспрашивать. Да ты не переживай, далеко от села уходить не будем. Пяток вёрст, самое большое.
– Да ладно тебе, Тихон, можно и подальше, – затараторил Стёпка. – Мне близость к селу не важна. Чай, возле лесу живём, голодными не будем. Это вот рогатым идти долгонько, а мне хоть верста, хоть с крюком – всё едино.
– Дружки твои не пришли?
– Да должны уже были, – покачивая головой, ответил Стёпа. – Но как видишь, нету пока.
– Ничё, подойдут, коли ничего не случилось, жди! – Дед широко зевнул, показывая щербатую пасть. – А мне тады спать нечего ложиться. Придуть, налетять и уведуть тебя в леса дремучие, а мне за скотиной следить. Нет, нельзя уж спать. Ну, иди, пораскинь мозгами-то, стоило коровёнку хлыстом охаживать, али нет? А я покамест тут посижу, ребятишкам свистульки построгаю.
Стёпка, тяжело вздохнув, поднялся и направился к коровам. Сделал для деда задумчивое лицо, углядел графскую пеструшку, и, подойдя, погладил её по боку. Бурёнка покосилась на него недоверчиво, но покорно приняла ласку.