…Та осень была большая мастерица дарить надежду. Расщедрилась тогда на полную катушку. У Марины в сумочке лежал алмаз, который старый Ботвинник оценил в шестьсот тысяч долларов. Эта надежда была такой большой, что её хватило бы с лихвой до конца жизни. Но вышло так, что жизни этой у Саши и Марины осталось совсем мало.
«But the dream was too much for you to hold»
Волковой как-то сказал, что когда он поднимет в воздух свою собственную «Сессну» над тропическим лесом, то включит именно эту песню – «Over and over». Это была его мечта. Его с Мариной мечта.
«But the dream was too much for you to hold»
«Но мечта была слишком большой, чтобы ты могла удержать её» – так пел Фрэнк Синатра из колонок одинокого кафе в том прозрачном осеннем лесопарке за сутки до смерти Саши и Марины.
Вместо встречи на берегу оазиса Порто Алешандри, когда необыкновенной красоты женщина с девочкой на руках высматривала в небе «Сессну» своего мужа, та осень подарила им совсем другое. Расплывающееся чёрное пятно на свитере Марины и её искажённое мукой лицо, на котором вдруг на мгновение мелькнула улыбка. Наверное, он никогда уже не сможет забыть этого…1
Осінь тпла, як весна,
Просить так немов
З останніх сил вона:
Не вбивайте мрію!..
Дятлов закрыл окно, чтобы не слышать этой царапающей душу песни.
Как говорил Воробьянинов – «этот май-баловник…» А у него сентябрь-баловник… Опять предлагает ему деньги.
Корсакова шла размашистым шагом по чёрной степи, сосредоточенно глядя прямо перед собой. Мужчины и женщины, которые сошли с ней на перроне конечной станции, шли точно так же, молча, как будто влекомые какой-то скрытой целью. С тех пор, как они покинули перрон, эти люди понемногу разбрелись по сторонам, и сейчас Корсакова видела только их неясные, теряющиеся в клубящемся сером свете силуэты.
Почему она не осталась там? В той комнате, где на столике у изголовья её кровати стояла стеклянная вазочка, в которой отражалось утреннее солнце? Где они делали с мамой зарядку под песенку о людях Флинта?
Корсакова попыталась оглянуться.
Но странно… Ноги продолжали размеренно отмерять шаги, и её голова даже не повернулась. Она попыталась обернуться ещё раз. Не то, чтобы ей что-то мешало – тело просто не слушалось. Как будто это было уже не её тело, а бездушный механизм, упрямо вышагивающий к какой-то, только ему известной цели…
Она приблизилась к костру. Это был обычный с виду костёр, горящий среди ночной степи. Корсакова присела, протянув руки к огню, но не почувствовала жара. Она поднесла ладони ближе, так, что языки пламени уже стали лизать её руки, но тоже ничего не ощутила.
Вдруг в этот момент она увидела призрачный силуэт, внезапно появившийся из темноты. Это была высокая худощавая женщина, удивительно похожая на её мать. Женщина присела к костру и стала молча смотреть на огонь.
Почему она ушла оттуда?.. Может быть, эта странная женщина знает ответ на этот вопрос?
«Зачем я ушла оттуда? Я опять ошиблась?» – спросила Корсакова женщину.
«Ошиблась? – женщина искоса посмотрела на неё, – нет. Конечно, нет. Здесь никто не ошибается».
Её голос тоже был странно похож на голос матери.
«Почему?» – спросила Корсакова.
«Потому что ошибиться можно только тогда, когда есть выбор».
«Здесь нет выбора?»
«Нет. Это там, – женщина махнула рукой, – там был выбор и поэтому были ошибки. Но вместе с ошибками была возможность и что-то исправить. Заплатить за ошибки и исправить. Таковы правила».
