Король зверей, геройством знаменитый,
Любовью к правде, но всего же боле
Прозваньем Александр
[77], так гласит история,
Изволил, чтоб властитель именитый
Запечатлён был Жилем для потомков.
И Александр-зверь
Художника, увы, не впечатлил;
Хоть мненьем тот своим и обладал,
Однако ж полагал,
Что мудрый царь художников, своих вассалов,
Когда б искусством вдохновился,
Имел бы целый двор, поверь.
Тогда бы Жиль
У тех художников сюжет сыскал,
О подвиге, который короля бы украшал,
И царь в апофеозе б славы был.
Все мнения собрав,
Жиль выяснил, что царь когда-то жизнь оставил
Мышонку, что по глупости да из норы отправясь,
На горе в царских ощутил себя когтях.
Сие открытье всех как громом поразило:
Народ ликует и взволнован двор.
«Ужель то наш король?» – все обратили взор.
А Жиль, что тонкий штрих увидеть в силах,
Смысл тайный отыскал,
Что лев не мимолётной славы жаждал,
А выбрал путь в историю однажды.
Жиль в студию вбежал,
Иной портрет он мигом написал:
Там Лев-король, роскошную свою взъерошив гриву,
В пыли терзал поверженного тигра.
Монарх промолвил: «Вряд ли это я,
Но так, – сказал он, – пусть узнают короля».
