Жаршары. Грань сущего бытия - страница 5

Гордость не позволяла ей просить милостыню у прохожих. Осознавая свою полную беспомощность и изнеможение, образовавшийся от жажды и стыда ком в горле, невольно выдавил из глаз, кристально чистые слёзы. Вдруг, из толпы отделился скромно одетый старец, медленно подошедший к ней. Опираясь на трость исхудавшей левой рукой, а правой придерживая перекинутую через плечо перемётную суму, сей преклонного возраста незнакомый прохожий, с белоснежной бородой и глубоко посаженными глазами, спросил её:

– Что с тобой? В чем причина твоего несчастья? Разве гостям прекрасного города Фариз, в такой солнечный день, следует предаваться грусти? Доченька моя, вытри же свои слёзы. И сними со своих глаз этот печальный занавес безнадёжности. Оглянись вокруг. Ведь наша жизнь, несмотря ни на что, бурлит и кипит… Тебе не стоит предаваться отчаянью. Ибо в душе, с «иманом^>11», ты не одинока.

Внезапно выдернутая из состояния глубокой фрустрации, фразой, переполненной доброжелательными флюидами. Опешившая Айша, легонько взглянув покрасневшими глазами на этого старика старающегося растянуть своё морщинистое лицо, в доброжелательной улыбке, тут же резко встала и вытерла слёзы. Затем с уважением поприветствовав пожилого мужчину, предложила ему сесть рядом с ней на ступеньках Мечети. А в ответ боязливо вымолвила:

– Почтенный старый господин, прошу прощения у вас за то, что лицезрите бездомную сироту и за то, что стали свидетелем её тяжёлого положения. Однако, как вы узнали, что я не местная и совершенно одна?

Спросив об этом, она плавно отвела свой взор от старика: взволнованно пощупывая и теребя от смущения, своё потрёпанное платье. И не дожидаясь ответа на заданный вопрос, опустила вниз – опухшие от слёз, карие глаза. При каждом вдохе плавно погружаясь в свои воспоминания, она то и дело обволакивала очи, мокрой пеленой отчаянья. В её голове, крохотными вспышками возникали образы домочадцев. А на мгновение – при смене кадров, застыл образ усопшего отца, который всеми самыми тёплыми чувствами, отпечатался на холсте её внутреннего мира. В годы беспечной её юности он часто был надёжной опорой. Ведь жестокий и реальный антураж мрачной мизансцены, уже перемолол своими безжалостными жерновами, немало наивных и неподготовленных к испытаниям, наивных судеб.

Старец вывел Айшу из состояния прострации несколькими покашливаниями, заполнив образовавшуюся неловкую паузу тёплым излучением мягкой улыбки. Затем, полностью просканировав её опытным взглядом, приметил, что она всеми способами пытается спрятать свои руки и лицо, дабы скрыть некогда приобретённые синяки и ссадины. Копаясь в своём мешочке, он достал старую – обтянутую верблюжьей кожей фляжку с водой, и протянул её Айше со словами:

– Выпей доченька. Ты тратишь последние силы на беседы с незнакомым стариком, сама же изнемогая от жажды. Как я могу не отблагодарить тебя за это, своим скромным подношением. Ты пей, пей. А я отвечу на твои вопросы.

Хотя её взгляд был обращён в пустоту, она всё же вслушивалась в каждое сказанное незнакомцем слово. Старец продолжил:

– Думаешь, как я пришёл к мысли, что ты наверняка не местная? Внимательно всмотрись дочка, на эту незыблемую мечеть. Прекрасный золотой купол, замечательные узоры на стенах и роскошная массивная парадная дверь! Здесь почти весь город принял Ислам и усердно старается следовать праведному пути. Издали наблюдая за тобой, вначале я пришёл к определённым поверхностным выводам. К примеру, если бы ты была мусульманкой, то непременно пожелала бы войти вовнутрь. Но ты не сделала этого, почему? Во-первых, я заметил твой растерянный вид. Тогда я решил, быть может, ты не знакома с Исламом и желаешь изучить его? Но ты, то и дело, совершала движение вперёд – подходя почти к самому порогу, а при виде выходящих людей, стеснённо пятилась назад. Тогда первоначальное моё предположение, отпало само по себе. Ведь, если бы ты желала что-то узнать, то не раздумывала бы так долго. Но, а если же нет, то и близко бы не подошла к месту молельни. Во-вторых, я взглянул на твою одежду – местами испачканную от тягот путешествия, да полувыцветшую от летнего палящего солнца. Тогда я понял, что ты пробыла в длительном путешествии и что сей утомительный путь, был весьма тернист и витиеват. Однако почему же ты не осмелилась войти в мечеть, талдычила совесть моей логике? И только поставив себя, на твоё место, осознал, что тебя остановило большое сердце! Ведь как ты могла войти в дом Аллаха в небрежном виде, пренебрегая всеобщей сунной – неотъемлемого омовения, для прихожан! Поскольку каждый уважающий коммуну и строгие своды негласных законов, естественно выкажет своё недовольство, невольно оскорбив тебя за невежество. На фундаменте этого умозаключения, я благодатно ощутил, какая же ты богобоязненная сестра, не желающая наводить грязь на «Умму» пророка Мухаммада