И вот, добравшись до середины тоннеля, я был вынужден остановиться, так как увидел прямо перед собой большую черную дыру с рваными краями, возникшую, скорее всего, в результате обрушения. Дыра эта была темной и, очевидно, глубокой. Даже в свете фонаря я не видел ее дна. Внезапная мысль о том, что прямо под моими ногами могла разверзнуться глубокая пропасть, на многие метры уходившая вниз, заставила меня содрогнуться и отступить на шаг от ее края. Ее чернота, такая густая, словно осязаемая, удивительным образом манила меня, но в то же время и пугала. Это было очень странное чувство. Как завороженный, я стоял и вглядывался в нее, будто пытаясь увидеть то, что могло быть в ней сокрыто. И тут ледяной волной на меня накатила небывалая тоска. Казалось, словно нечто гадкое и страшное рождалось там, в этой темноте. И тут я подумал, что вряд ли действительно хочу знать, что же там могло таиться.
И в тот момент, когда я уже окончательно потерял интерес к этому тоннелю и собрался уходить прочь, внезапно сильный порыв ветра с громким свистом пронесся по подземному коридору и, яростно затрепав подол моей куртки, слегка подтолкнул меня к краю ямы. Мое сердце встрепенулось, подступая к горлу. Придя, наконец, в себя, я сделал несколько уверенных шагов в направлении выхода. Что же, о природе этой ямы мне оставалось только гадать, да строить предположения о ее возможной глубине, и, вероятно, ни того ни другого я бы делать не стал, если бы, уже ступая на лестницу, не услышал за спиной нарастающий гул. Внезапно поднявшийся ветер завыл там, под землей, и что-то в этом шуме заставило меня содрогнуться. Итак, подгоняемый внезапной беспричинной тревогой или даже, возможно, страхом, я поспешил покинуть подземный тоннель и скорее оказаться на поверхности.
На улице стало прохладнее, а ветер заметно усилился – с минуты на минуту начнется дождь, в этом сомнений не было. Первая капля коснулась моего лба, стоило мне выйти из тоннеля. Я стал пробираться сквозь густые заросли обратно к смотровой площадке. Вороны, наконец, утихли, видимо, найдя себе укрытие от надвигающейся непогоды. Вся природа словно замерла в ожидании грядущего ливня. В последний раз я обернулся, чтобы взглянуть на уже почти полностью сокрытый от меня спуск под землю. На самом деле, я даже не понял, чего именно я так испугался. Мне даже стало немного смешно из-за своей странной реакции. Наверное, так просто сложились обстоятельства: одиночество, гнетущее окружение и мое моральное состояние наложились друг на друга, дав такой эффект.
Итак, облегченно вздохнув, я зашагал обратно по все той же старой дороге, но уже обратно – вниз, в сторону городских улиц.
Ближе к вечеру того же дня я созвонился с моим хорошим другом и, по совместительству, одноклассником, с которым мы познакомились некогда на первой школьной линейке и фактически расстались на последней, разъехавшись по разным городам. Рома, а именно так его звали, был веселым компанейским парнем, ну или же неплохо таковым притворялся, ибо за все время нашего с ним общения, я не раз ощущал в его взгляде и интонациях некую еле уловимую грусть, которую каждый раз непременно замечал, так как хорошо был знаком с ней лично. Порой мне казалось, что в шумной компании он пытался скрыться ни то от каких-то внешних проблем, ни то от внутренних своих переживаний, но я никогда не спрашивал его об этом, полагая, что, посчитай он нужным, то и сам бы обо всем мне рассказал.
