Желанная пристань - страница 11

Нет! – кобыла, вся в инее от мгновенно замерзающей пены на взмыленных боках, тянула из последних сил.

А волки неслись будто играючи.

И страшен был их стремительный бег по не смевшему скрипнуть насту.

– Что будем делать, Наташ? – Пётр обернулся, смотрел на жену с непонятной надеждой.

– Господи, Твоя воля, – прошептала она одеревеневшими губами. Рука, словно пристывшая к туго запелёнатому маленькому тельцу, не поднималась для крестного знамения.

– Наташка, нам не уйти, – отрывисто заговорил Пётр, не сводя глаз с приближавшихся зверей. – Догонят, разорвут… Наташ, брось им… дитё… Пока они его треплют – мы успеем уехать.

– Не дам! Ты чё – Ванюшку?! – Наталью так и обожгло с головы до ног от страшных слов мужа. А он уже кричал, умоляя:

– Все ведь погибнем, и он с нами заодно, а так хоть мы спасемся. А детей мы с тобой ещё сколь хошь нарожаем… Бросай, говорю!..

Волки были совсем уже близко. Еще немного – и вопьются в горло обезумевшей гнедой, и окровавят снег кусками их беззащитных тел…

Наталья видела всё – и только крепче прижала сынишку. Муж протянул к нему руки – она, выпрямившись во весь рост, мотнула головой:

– Нет!.. Ежели так – обоих нас бросай.

Пётр отчаянно выругался:

– A-а, дура! Ну и сдохни с ним!

Он потянулся к Наталье – и в этот миг сани сильно встряхнуло на дорожном ухабе.

Пётр так и вылетел из повозки с вытянутыми руками.

Наталья видела, как он пытался ухватиться за обледеневший край саней – и не успел. Слышала позади отчаянный вопль. Очень скоро он оборвался…

Кровавый клубок звериных тел и он, её муж Пётр, – всё осталось позади.

Не было сил поднять вожжи, но лошадь сама неслась вперёд крупной рысью, будто сбросив на дорогу самый тяжелый груз.

Ванечка зябко вздрогнул, будто в младенческом его сне привиделось что-то недоброе, и успокоился, затих, сладко посапывая.

А впереди, за изгибом дороги, уже показались желтые огонечки справных станичных изб.

Ах, каким золотым был тот давний октябрь семидесятого! Тоненькая берёзка, стоявшая одиноко на пригорке, озябла под холодным степным ветром и куталась в платочек из тончайшего златотканого шёлка, – но ветер безжалостно рвал её наряд и, посвистывая, швырял наземь целые пригоршни прозрачно-жёлтых листьев.

Мне было грустно смотреть на беззащитные ветви, и от этой грусти в сердце прорастали… – нет, это не были стихи. Рифмованные строчки:

Стихи мои были слабенькими, как эти жалкие листья, которым уже не вернуться на склоненную к земле ветку. И я открывала томик Гарсиа Лорки, а то – ставила пластинку и наслаждалась любимыми романсами, русскими песнями.

Я бредила Есениным! Его стихи звучали в душе, окутывая сердце пленительной горечью. В юности так часто плачешь ни о чем – а первое безответное чувство, кажется, навсегда разбивает сердце.

Шестнадцать лет, счастливое время прикосновения к любви! Прикосновения – несмелым взглядом, учащённым стуком в груди, предательским полыханием щек…

Я торопливо пролистывала те странички, которые было стыдно читать, и находила жемчужно-сверкающие строки о чистой и высокой любви. И – вот оно:

Я пела: