Желанная пристань - страница 12



Что пришло процвесть и умереть,

– и сама себе казалась очень старой – наверное, такой я буду в тридцать лет, если всё-таки доживу, – и уставшей от жизни. От вызнавших мою сердечную тайну и нещадно мучивших одноклассниц, от одиночества среди шумного мира…

Но самым любимым было «Письмо матери».

В нём Есенин каким-то чудом сумел излить не только свою любовь к оставленной в родимой деревеньке матери, но и тоску моего брата Павлика, учившегося в мореходке, и мое предчувствие скорой разлуки, ведь уже – десятый класс, вот закончим последний год, сдадим экзамены – и всё! Надо будет уезжать куда-то далеко от мамы, поступать в институт… И отзывалась печалью материнская неусыпная тревога-маета, что не дает покоя, когда детей нет рядом.

И только последние строки этой песни я не могла слушать. Обжигало холодом безысходности от слов:

Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось.
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи, не надо!
К старому возврата больше нет…

Душа не могла принять этого: как же – не молиться?! И я не дослушивала «Письмо…» до конца, осторожненько снимала иглу с пластинки сразу после:

Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.

Однажды на уроке литературы Валентина Борисовна сказала, что скоро в кинотеатре будет вечер, посвященный 75-летию Сергея Есенина. Попросила всех прийти, ведь будут звучать стихи и песни поэта, покажут документальный фильм.

– Ещё недавно Есенина считали реакционным поэтом, и его не то что изучать в школе – стихов было не найти, – сказала она. – Мы переписывали друг у друга из тетрадок его стихотворения. А теперь вот можно читать их открыто и говорить о его поэзии и о трагической судьбе…

Вечером кинотеатр был полон. Оказалось, что ушедший из жизни сорок пять лет назад поэт был интересен сельчанам – и моим ровесникам, и людям старшего возраста, которые в школе его «не проходили». А после фильма на сцену поднялся отец моей одноклассницы Любы К. – он работал в райкоме партии, чуть ли не в отделе пропаганды и агитации. Но вместо привычных пламенных речей он стал читать стихи. Почему-то всё больше те, которые я пролистывала не читая. Про то, как «выткался на озере алый цвет зари»… Про любимую, что «выпита другим»…

А потом он поставил новенькую пластинку. И у меня отхлынула краска от помидорно-красных щёк.

– Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!

– проникновенно пел Николай Сличенко.

«Письмо матери»!..

Но как же: ведь всего лишь через несколько куплетов будут те самые строки, с которыми никак не могла смириться моя душа!

Вот сейчас… сейчас Сличенко запоёт:

– Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад,
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось.
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось…

И это бы ладно, я люблю эти горькие строки – пусть бы звучали, бередя сердце щемящей грустью… Не будь после них – вот этих:

И молиться не учи, не надо,
К старому возврата больше нет…

И ничего, ничего уже не меняет то, что «Письмо к матери» закончится признанием в любви к ней:

Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне – несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне,
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.

Ведь прежде этих родниково-чистых слов, вот сейчас, прозвучит: «И молиться не учи, не надо…»