Я подмигнула Ритке:
– Рита, а ты скажи – вот я вырасту, начну зарабатывать, тогда и не буду дома сидеть. Буду в отпуск ездить – хоть в Европу, хоть в Америку!
Тут я наткнулась на ошеломленный взгляд Вадима и поняла, что сморозила глупость. Сейчас же советское время, можно по путевке съездить лишь в страны социалистического лагеря, да и то не во все. И не каждому это под силу. А когда Ритка вырастет… Если она 1974 года рождения, значит, вся ее юность придется на страшные девяностые и начало двухтысячных. А тогда особо не было возможностей по миру покататься. Эх!
Я махнула рукой и отправилась мыть руки и завтракать. Однако, что ни говори, а на любого абьюзера найдется свой абьюзер. Вон как Вадим заткнулся, получив отпор.
После завтрака я вернулась в зал. Ритка сидела уже не на диване, а в кресле со своей книжкой. На диване, перед допотопным телевизором, лежал Вадим, хмурый и недовольный.
– К нам сегодня придет кто-нибудь в гости? – он потянулся к газете с программой телевидения.
– Надеюсь, что нет, – ответила я.
Да, немного же у людей развлечений! Посмотреть черно-белый телевизор, по которому ничего интересного не показывают, да гостей принять.
– Где у нас фотоальбом? – спросила я у домочадцев. – Забыла, куда его положила в прошлый раз.
– Какой альбом? – удивленно покосился на меня Вадим.
– С фотографиями семейными. Хочу пересмотреть.
Теперь он даже привстал на диване и смотрел на меня, как на дуру.
– Что, крыша поехала, как у мамы твоей?
– Не трогай мою маму, понял?
Неужели этот дом настолько дремуч, что даже элементарных фотографий нет? Вот уж не думала.
– У дедушки есть фотографии, – сказала вдруг Ритка, – только они не в альбоме, а в пакетик целлофановый завернуты.
Очень интересно! У такой большой семьи всего лишь горстка фотографий, завернутых в какой-то пакетик?
Дед читал газету, лежа на кровати, когда я вошла.
– Фотографии? – переспросил он и посмотрел на меня как-то странно. Я бы даже сказала, обеспокоенно. – Мне их искать надо. Давай я потом найду.
Я огляделась. Комната совсем небольшая, метров двенадцать, ну четырнадцать. Из мебели только кровать, шкаф, да тумбочка, помнящая восстание Спартака. Я еще в первый вечер приняла ее за стол. А, и еще один стол, за которым дед выпивает по вечерам. Где тут долго искать?
– Давай-ка я тебе помогу найти, – решительно сказала я, – где посмотреть, в шкафу или в тумбочке?
– Да на кой-они тебе сдались? – дед с неожиданным раздражением отбросил газету. – Сказал же, потом найду!
– Потом – суп с котом, – возразила я, – потом гости придут, времени не будет.
Кряхтя и поминутно отпуская нецензурные словечки, дед полез в тумбочку и извлек оттуда видавший виды пакетик. Причем, как ни странно, сразу.
– На, смотри.
Я уселась на стул и положила фотографии перед собой на столе. Все снимки были черно-белые, ни единой цветной. Любительских очень мало, в основном, сделанные в фотоателье по великим праздникам.
С первой потрепанной фотографии строго взирала молодая девушка в белом беретике и темном платье. Я прочитала на обороте: «2 сентября 1945 года, в день Победы над Японией». Значит, это мама Альбины. Интересно, она как-то участвовала в войне?
– А есть какие-нибудь ордена, медали? – решилась я поинтересоваться.
– Были, – вздохнул дед, – только Володька еще в детстве проиграл их. Осталось всего несколько штук.
Он достал из тумбочки пластмассовый футляр из-под бритвы. Там лежал один орден – Великой Отечественной войны, да несколько медалей. Одна из них с надписью «За Победу над Японией». И если Вадим прав, и мать Альбины действительно имела проблемы с психикой, так ничего удивительного. Молодая девушка такую войну прошла!
