Мужчина неотрывно смотрел на меня, а я не могла оторвать глаз от него. Взгляд его был полон любви и одновременно боли. Светлые брови слегка вздрагивали, сходясь к переносице.
– Я вернулся, – наконец, сказал он, и с неожиданной грустью поправил: – вернее, мы вернулись.
– Хорошо, – сказала я, не зная, как мне реагировать на эту новость.
Я совершенно не понимала, кто он для Альбины, и откуда вернулся. Но он смотрел с такой любовью и грустью, что у меня аж дух захватывало.
– Как живешь, Альбина? – голос его опять дрогнул. – Семья, дети?
– Муж, – пожала я плечами, – и дочь восьми лет.
Светлые брови опять дрогнули у переносицы. В светло-серых глазах отразилось отчаяние и даже, где-то в глубине, обида.
«Электропоезд, следующий до станции Первая речка, прибывает на четвертый путь», – раздался равнодушно-энергичный голос по громкой связи.
Опять вереница зеленых вагонов за спиной у мужчины заиграла солнечными бликами.
– Зря ты тогда так… – неожиданно пробормотал он и стремглав бросился к открывающимся дверям вагона.
Я осталась стоять в полном недоумении. Кто это был? Судя по всему, мужчина в военной форме всерьез любит Альбину, а она его. Я же видела этот взгляд, полный любви. Но тогда почему она когда-то поступила «так»? Как «так»? Получается, она променяла этого бравого офицера на пьющего Вадима? Но почему?
Нет, мне обязательно надо как можно больше узнать о прошлом Альбины. Во-первых, интересно, а во-вторых, чтобы понимать, о ком и о чем идет речь. Решено, прямо сейчас приду домой и усядусь просматривать семейные фотоальбомы!
Многие люди спрыгивали прямо с платформы и шли через пути к жилому массиву. Но я со своим весом побоялась прыгать с такой высоты, и пошла по виадуку. То и дело попадались яркие цветные железные щиты, прикрепленные к перилам виадука: человек перебегает пути, а поезд совсем рядом, и красноречивая надпись: «Сэкономишь минуту – потеряешь жизнь!».
Почему в мое время нигде не висят такие предупредительные знаки?
Войдя в квартиру, я с порога услышала какую-то ругань из зала. Ну конечно, выходной день, все дома.
– Сидишь дома целыми днями, киснешь! – выговаривал Вадим Ритке, которая сидела с ногами на диване и плакала. Рядом валялась книжка.
– Я не поняла, – сказала я, увидев эту картину, – по-твоему, восьмилетний ребенок должен бежать куда-то из дома? И что делать на улице, вокруг дома бегать?
Вадим застыл посреди зала, глядя на меня так, как будто впервые увидел. Хотя, может, он и правда никогда не видел свою жену с прической и макияжем. Мне на мгновение показалось, что у него глаза, как у кошки – с вытянутыми зрачками. Я помотала головой, прогоняя видение.
– Пусть идет во двор и бегает, – неуверенно пробормотал он, – чего дома сидеть?
– Она не мартышка, чтобы бесцельно бегать, – возразила я уверенно. – Ты взрослый человек, работаешь, деньги зарабатываешь. Так возьми и свози ее куда-нибудь – в театр, в кино, в цирк, на выставку. Да полно интересных мест, где маленький человек может провести время с пользой для себя. В конце концов, возьми свой грузовик и отвези ее к морю, красивые места покажи.
Ритка перестала плакать и лишь испуганно переводила взгляд с отца на меня и обратно.
– Я вот, к примеру, во вторник поведу ее в музыкальную школу и узнаю насчет поступления, – продолжала я в полной тишине, – потому что я знаю – ребенком надо заниматься. Он сам еще ничего не знает и не может. И выговаривать ей, что она дома сидит, киснет – несправедливо.
