– Ты должен помнить, что разлад между нами произошел не по нашей вине, и деньги и покровительство мы тебе предлагали искренне…
– В обмен на то, чтобы я ничего не делал!
– Не так, мы хотели, чтобы ты действовал разумно, не навлекая гнев чагатайский на тех, кто еще не сделал своего выбора. Есть люди, которые живут и думают медленнее тебя.
Маулана Задэ всплеснул руками:
– Но сколько же можно ждать! Я не могу вечно зависеть от мнения людей, желающих, с одной стороны, быть сербедарами, а с другой стороны, не желающих помнить, что сербедар означает висельник. То есть человек, идущий на все, рискующий всем ради достижения благородной цели.
Джафар ибн-Харани, тяжело вздохнув, сказал:
– И от этих людей ты бросился к другим, ты свел дружбу с Абу Бекром.
– Свел.
– Но он же простой неграмотный трепальщик хлопка.
– Но при этом умный, решительный и бесстрашный человек. Его авторитет среди ремесленного люда непререкаем.
– Это-то и плохо, – пробормотал про себя верховный мераб.
Хозяин дома продолжал:
– А Хурдек и-Бухари?
– Что Хурдек и-Бухари?
– Ты не можешь не знать, что это за…
Маулана Задэ рассмеялся:
– Разбойник, обыкновенный разбойник с большой бухарской дороги. Вернее, нет, не обыкновенный, он великолепный, неуловимый, хитроумнейший разбойник. Из лука он стреляет лучше всех в Мавераннахре!
Джафар ибн-Харани недовольно поморщился:
– Но это же…
– Я еще не все о нем сказал. Прошу заметить, что стрелы свои он выпускает только в чагатаев.
– А в кого он будет их выпускать, когда чагатаев не станет? – опять себе под красный нос проговорил верховный мераб, но на этот раз Маулана Задэ отлично расслышал его слова. Удивление отразилось на его непривлекательном лице.
– Вот вас что заботит!
Сухощавый старик качнулся на месте, скрипя закостенелыми суставами.
– Не гневайтесь, верховный смотритель арыков и каналов. Не станем углубляться в будущее, это бесполезно, как и размышление о вреде, который могут принести шипы еще не выросших роз.
Али Абумухсин, лучше других видевший, насколько близко подошел разговор к обрыву ссоры, вмешался с несвойственной ему торопливостью:
– Верно, верно. Сначала надо выгнать чагатаев.
– В этом мы едины. Речь, по-моему, идет только о цене, которую придется за это уплатить, – сказал ковровщик Джавахиддин.
Маулана Задэ опять потянулся к чашке с щербетом.
– Если кто-то хочет узнать, что думаю на этот счет я, то вот что скажу: любой ценой!
Среди присутствующих преобладали люди купеческого сословия, а те, кто не были купцами, все равно отлично умели считать деньги. Для них это заявление было совершенно неприемлемым и по сути, и по форме.
– То есть как – любой ценой?
– Не понимаю, у всякой вещи есть цена…
– Так не бывает!
– Так нельзя!
Маулана Задэ эта вспышка беспредметной алчности явно забавляла.
– Я хотел сказать, что за такое дело, как изгнание чагатаев из Мавераннахра, можно заплатить сколько угодно денег, все равно сделка окажется выгодной.
Джафар ибн-Харани подлил гостю сладкого напитка:
– Твои слова выглядят слишком расплывчатыми, отвлеченными, а мы – люди земные, мы все привыкли щупать руками.
– Но ум ведь тоже на что-то дан человеку Аллахом, в его возможностях ощупать то, что не в силах ощутить самые тонкие пальцы.
– Это все слова.
– И это говоришь ты, о учитель, сам учивший меня приемам словесного убеждения?
– Учил, не скрою, и вижу, что усвоил ты многое, но не совсем правильным образом применяешь усвоенное.
