– Насильник!.. Насильник!.. Казнить!..
Один из стоявших позади отнекивающегося Керука воинов, по прозвищу Замечающий Красоту, глупо заухмылялся, перекинувшись плотоядным взглядом с парой своих братьев.
– Отец открыл глаза нам на то, что этот жалкий человек не только вор, убийца и насильник, но и лжец!.. Так что же вы прикажете с ним делать?..
– Казнить!.. Казнить!.. Казнить!..
– Этого не может быть, великий, – молил Керук судью, пытаясь подползти к его ногам. – Это какая-то ошибка… Я этого не делал!..
Замечающий Красоту подскочил и с гаком топнул по его спине. Керук с криком растянулся, и его оттащили за шкирку обратно. Зрители одобрительно заулюлюкали.
– Казнить!.. Казнить!..
Судья издал долгий, певучий звук, от которого все блаженно затихли.
– Кто мы, чтобы вершить суд над одним из сыновей Отца? Родиться, чтобы умереть? Разве для этого Отец одарил его костью, а Мать облегла их своей плотью? Мы вправе только отобрать свободу у блудного сына, чей дух затерялся в первобытной тьме и крови его старших братьев. Он уподобился животным, поддавшись желанию убивать и сношать. Но в наших силах вернуть его на путь истины. У Отца каждый его сын на счету, даже самый жалкий и заблудший, – Матаньян-Юло перевел пылающий взор на стоящего на коленях насильника, – Керук. От имени Отца, я приговариваю тебя к освобождению железа. Не по твоей воле, а по решению суда. Не за благодать, а за прощение. Ты искупишь свою пакость за столько зим, сколько пальцев на твоих окровавленных руках. Благороднейший из всех возможных труд отмоет из-под твоих ногтей грязь, а шлак из твоих костей выпарится достаточно, чтобы мы тебя простили…
Говорящий с Отцом стукнул себя костяшкой своих пальцев сначала по одной голени, затем по другой и, наконец, по лбу. Со зрительских мест донеслось море глухих постукиваний, люди с упоением повторили за ним это действо по нескольку раз. Воины схватили и поволокли обмякшего Керука к подъемной тропинке прочь с арены.
– Что скажешь? – громко произнес Лут в ухо Венчуры. Соплеменники рядом с ними гомонили, а их грохот негодования чудесным образом смешивался со вскриками экстатического восторга. Венчура мрачно покачал головой.
– А я не удивлен.
Говорящий с Отцом не в первый раз устанавливал вину в громких преступлениях через чтение мыслей и воспоминаний подозреваемого. Сложно было сказать, насколько это являлось правдой. Но чем больше Венчура глядел на жертв этих самых преступлений и на те важные вещи, которыми эти жертвы промышляли незадолго до своей кончины, тем больше в нем вызывали недоверие вся эта помпа и зрелищность.
Последний раз Матаньян-Юло применял эту свою способность в щекотливой ситуации с героем, целиком отдавшим долг железу на карьере, и его женщиной. Тогда он прилюдно доказал, что отсроченное зачатие возможно.
Те немногие, кто умудрялся по своей воле отбыть на карьере долгих тринадцать зим и при этом выжить, считались героями и бесконечно уважались племенем. Но одного такого героя по возвращению домой ждала его подурневшая женщина с мальчуганом под ручку, на плече которого было всего только девять рубежей мудрости. Герой тогда чуть было не удавил бедную женщину, но соседи их разняли, а отозвавшийся на мольбы Говорящий с Отцом выявил, что тот является мальчику родным отцом.
– Твое семя не смогло прижиться в ее чреве, потому что Отец счел тебя недостойным, – тяжело дышал Матаньян-Юло, изнуренный после разговора с Всевышним. – Но когда ты собрался духом доказать Ему обратное и не сломался по истечению первых трех зим, Отец изменил свое решение и позволил сыну от твоего семени расти, рождаться и идти по твоим стопам…
