Герой тогда был несказанно счастлив. Его женщина тоже. Втроем они вернулись в свою лачугу. Присутствовавший на церемонии Венчура отважился тогда выступить вперед с вопросом к судье.
– Великий, а можете ли вы прочесть мои воспоминания о том, что я съел вчера перед тем как отойти ко сну?
Его наглость тогда поразила Говорящего с Отцом, и это было видно по его вытянувшемуся лицу, но другим людям, топчущимся у алтаря, явно было интересно, что он скажет.
– Я не вправе обращаться к Отцу с вопросами, когда мне заблагорассудится, – важно объяснил он. – Отец нисходит до моих просьб и открывает передо мной чужие воспоминания только в тех случаях, когда решается судьба одного из его сыновей. А ради такого незначимого повода, как съеденный ужин, Отец не отзовется. Или того хуже, оскорбится, что его мощи используют по пустякам… Никто ведь не хочет, чтобы Отец оскорбился и навсегда замолк в разговорах со мной? – обратился судья к присутствующим.
Присутствующие этого, конечно же, не хотели. Зато воин, стоящий рядом с Матаньяном-Юло, заверил Венчуру, что может ответить на его загадку.
– Хочешь, я могу угадать, что ты ел вчера? – он извлек из-за пояса узкий кинжал. – Кишки выпущу, и в два счета пойму…
А теперь вот жертвой представления стал Хехьюут. Старик был действительно непростым жрецом, и жители Кровоточащего Каньона его искренне любили. Благодаря нему на какое-то время все стали чуть сытнее, одетее и дружелюбнее, а все потому что он помог доброй женщине Миннинньюа открыть свою торговую точку от народа, тогда как это было строжайше запрещено.
Разрешена была торговая деятельность только на Площади Предков от имени советника Кватоко. Тот заведовал оборотом скоропортящихся и долгосрочных продуктов, занимался расчетами, складированием, планированием запасов на зиму, вел торговые отношения с соседями Грязь под Ногтями, больше походившие на благотворительность, а в свободное время стоял за прилавком сам. Его главным помощником был Жадный Гнад.
Сам Кватоко был прозван Шестипалой Рукой, так как после сделок за его прилавком люди чувствовали себя облапошенными, хоть и не могли толком объяснить почему. Кватоко казался сдельщиком честным, его рассуждения – справедливыми, а его пять пальцев всегда были у всех на виду, а значит, не могли прокрадываться в котомки и волокуши покупателей. Но тем не менее, поклажа после сделки становилась легче и дешевле. У него больше теряли, чем приобретали.
Абсолютно любая сделка на Площади Предков была невыгодной для простого жителя племени, но все продолжали туда идти от безысходности. Все дело было в том, что люди по ту сторону разделительной стены не могли торговать сами, так как их товар считался непроверенным. У Кватоко же все продовольствие, наряды и покрывала, посуда, железные обереги, початки с полей Ог-Лаколы, фрукты из Материнского Дара, специи от соседей, нужники из глины, изделия из кукурузной кожуры, из кожи, из меха летучих мышей, из человеческих костей и из редкого дерева проверялись жрецами на проклятия, негодность, вредность и даже наличие рисунков, что могли бы навлечь общественную беду в лице Танцующих на Костях. И, конечно же, весь его неохватный ассортимент благословлялся мощами из необработанной руды.
А вот провиант, что не прошел подобной обработки, не имел права на существование. Его сбыт считался если не вредительством, то преступлением против соплеменников. Ситуативные менялы, у которых с избытком накапливалось одно, но недоставало много чего другого, легко обнаруживались и наказывались сообразно объему завали, с которой их застали.
