Глазки маленькие, узенькие, как щёлочки, но очень живые, насквозь любого видят. Память для его годов просто феноменальная, особенно, если это касается денег. Когда-то капитанов не хватало и он вовремя подсунулся. Сначала на буксирах, потом на судах побольше, и вот уже лет пятнадцать на судах река-море. Но он здорово справляется со своей должностью, всё видит, везде успевает, всё заранее предусматривает.
Бывает, правда, уходит в запои дня на два с супругой на пару. Видимо, нервы устают всегда быть в натянутом состоянии. Если Татьяна в такие дни хоть иногда появляется на своем камбузе, то он на мостик не поднимется, хоть пожар случись. Все об этом знают, и все боятся, потому что без Вась-Васи, как его для краткости прозвали молодые члены экипажа, на судне не может решиться ни один, даже пустяшный, вопрос.
Жизнь заставила его стать большим психологом-практиком. Он, как мудрый еврей, всегда знает с какого боку подойти, кому и сколько дать на лапу. За его маленькой спиной, как за скалой от сильного ветра может спрятаться вся команда. Он капитан и всю ответственность всегда берёт на себя. Как-то спокойно, без суеты находил выход из, казалось бы, совсем безвыходных ситуаций. Бензин налево сбывали, с рыбой попадались – он всегда смог отмазаться. Всё у него везде схвачено, за всё заплачено. Володя всё время боялся залететь с дезинформацией в радиограммах, и Вась-Вася, словно чувствовал, сам как-то пришёл в радиорубку.
– Ну давай распишусь.
– В чём?
– В радиограммах, конечно. Не тебе же садиться, если что. На это у тебя я, твой капитан, есть.
Он вообще ни одной радиограммы за всё время не давал в письменном виде – всё устно, хотя обязан давать именно в таком и с подписью. Володя у него как секретарь был.
– Алексаныч, сколько я в прошлом месяце мазута заказывал, не помнишь?
– Не помню. Сейчас сбегаю, посмотрю.
– Не бегай, ладно. Прибавь на этот месяц на пару тонн побольше. Нам они, может, и не нужны, погоды не наладят, а если дадут – хуже не будет, это во-первых. А в-третьих, они там нас не так сильно подозревать будут. А то подумают, что мол, если не просят, значит хватает. А если хватает, значит, не штормуют в Каспии, а отстаиваются где-то и сдают дизельку налево.
– Железная логика! А где пропало во-вторых?
– А во-вторых, они сами там все знают, что на таком количестве мазута, какое они всем судам выделяют, никто не доедет, как ни экономь.
А экономить Вась-Вася умел на всём. Это было его кредо, жизненная позиция. На колпит (коллективное питание) для команды выделяется не густо. Либо живи впроголодь, либо сбрасывайся с зарплаты на жорево. Никто не сбрасывался ни разу и ели всегда от пуза. Никто никогда не считал, сколько колпитовских денег уходит на продукты. Конечно, крупы, картошку, макароны, масло и прочее необходимо покупать – без этого никак. А если пошла осетрина, то мяса уже не жди. Осетрина считается деликатесом, от неё не всякий осмелится морду свою воротить, но и деликатес когда-нибудь, да надоест. Меньше, чем через пару недель, на эту осетрину уже никто смотреть не мог. Поначалу каждый с большим удовольствием, конечно, откушивал пирог с белужьей визигой (спинным мозгом). Никто не ленился сходить на палубу, где по бортам во всю длину железяки висят и вялятся, истекая соком, сказочной вкусноты огромные куски осетрины, севрюги и бестера (помесь белуги с осетром). Нет, не ленился – ходил и отрезал-таки граммов триста севрюжьего балычку под холодненькое пивко. Но потом никто уже запаха осетрины переносить не мог. Начинался ропот команды. Татьяна выкидывала на помойку продукты своего труда со столов – нетронутые кусищи жаренного осетра. В каюте Кэпа слышалась ругань, но на следующий день были уже макароны с тушёнкой по-флотски. Все окончательно понимали, что такое настоящий деликатес. Эта осетрина позволила Кэпу совсем не тратить колпитовских денег, а они немалые, не хилая прибавка к зарплате. Но никто против не был. Все сыты, а как крутится Кэп, чтобы прокормить свой экипаж, никого не волнует.
