Желтая змея - страница 18

Я никогда не могла положиться на нее. Я была предоставлена сама себе. Никак не могла повлиять на такие ситуации. Мне оставалось только ждать, когда пройдет этот период и деньги появятся, мама оживиться, наполнит холодильник и что-то приготовит. Ожидание было мучительно тягостным. Я ощущала беспомощность перед жизнью. Эта беспомощность с годами становилась уже выученной. Я привыкла к тому, что мы с мамой не можем повлиять на происходящее. Что мне нужно терпеть еще и это.

Помню, когда я заканчивала седьмой класс, у моих одноклассниц был выпускной в музыкальной школе. Они пригласили и меня. Там был накрыт стол, а я была такая голодная, что могла наброситься на еду с порога. Лишь воспитание и сила воли сдерживали меня. А еще страх, что все узнают, как мы плохо живем.

В похожей ситуации я оказалась, будучи в гостях у подружки. Мы долго играли в комнате, когда ее мама позвала нас пить чай. Я была голодна настолько, что меня почти затрясло при виде пакета с сушками на столе. Мне пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы есть по одной штучке аккуратно, не навлекая подозрения, что я настолько голодна. Почему-то я стеснялась быть голодной. Даже дома, при матери. Дома мы вообще никогда не обсуждали ситуацию с голодными днями. Мать считала, наверное, что лучше делать вид, что ничего не происходит, а я боялась заикнуться о чем-либо, связанным с едой. Еда, по большому счету, никогда не играла в моей жизни важной роли. Но эпизоды, когда ее не было дома, так или иначе заостряли на ней внимание.

Не думать о еде, о ее недостатке я могла только летом, когда на три месяца мы с матерью уезжали в деревню к бабушке и дедушке. Там всей кухней заведовала бабушка, и я не голодала. В деревне я целыми днями была наедине с собой и окружающим меня миром. За все школьные годы, летние каникулы, проведенные там, до сих пор для меня являются самыми теплыми воспоминаниями о моем детстве. Там я была в какой-то степени свободна. Там я как-никак общалась с бабушкой, проводила время с дедом на огороде, слушая его рассказы обо всем на свете. Очень любила, когда он, придя с работы, подмигивал мне, спрашивая, хочу ли я мороженого? Я всегда говорила, что хочу. Тогда он выгонял машину, я усаживалась на переднее сидение рядом с ним, и мы ехали соседний поселок. Он покупал себе пензенское пиво и воблу, а мне мороженое, шоколадки и лимонад.

Я очень любила смотреть с дедом кино. Про войну, про акул, “про Джеки Чана”. Вообще лето – это было время, когда я была очень счастлива. Я любила в деревне все: огромные огороды на горе за домом, которые бабушка называла “задами”, заросли вишни, молодые яблони, поля картошки… Но главное – дом с его запахами старой мебели и книг, с его прохладой в знойный день и тишиной, которую, казалось, можно было потрогать. В доме было много старой мебели: диваны, кресла, кровати, лакированный шкаф, стенка, на которой была расставлена посуда и статуэтки, и полки, доверху забитые книгами. Этот дом был целым миром для меня. Загадочным и таинственным.

У деда было много книг. И все советского периода. Я обожала эти книги. Каждый год заново перебирала их на полках и находила что-то новое для себя. И каждый год неизменно мне попадалась новая книга, ранее мною не обнаруженная. Каждая новая книга вызывала трепет. Я читала их запоем. Моими любимыми стали: В. Кузнецова-Васькина “Быль – не сказка”, А. Свирский “Рыжик”, А. Лиханов “Последние холода” и “Мой генерал”, В. Астафьев “Перевал”, А. Кожевников “Ветер жизни”. Эти и многие другие книги я читала и перечитывала, впитывая все детали.