Желтая змея - страница 21

Когда, например, летом собирались все вместе за столом, они всегда разговаривали на повышенных тонах. Обсуждали политику, власть, критиковали звезд с телевидения и ТВ шоу. Спорили и кричали друг на друга. Каждый пытался, как мог, криками отстоять свое мнение.

Я всегда молчала и наблюдала. Слушала их и не понимала, что я там делаю, на этой кухне? Они были мне такими чужими. Я словно чувствовала себя не из этой семьи. Мне бы хотелось поговорить о чем-то действительно важном, услышать что-то ценное и мудрое, задать какие-то свои вопросы и получить на них ответы, а не упреки или насмешки. Мне было трудно в своей семье. И я привыкала прятаться от всех. Скрывать свое истинное Я.

Осенью, когда я училась в шестом классе, на пороге появился отец. Откуда он взялся и где пропадал до этого, мне никто не объяснил. Появился он не насовсем, а просто ненадолго заехал, как он выразился сам. Попил кофе, дал немного денег и уехал. Мать была на седьмом небе. Ее настроение резко взлетело вверх. Она словно воспрянула духом. Такая мама мне нравилась больше. Однако мне вовсе не понравилось то, что начало происходить далее.

Отец начал заезжать “пить кофе” почаще. Как только он возникал на пороге, мать превращалась в эдакую ласковую дурочку. Она стремительно переодевалась в какой-то пеньюар с воланами, хотя до этого ходила в обычных штанах и кофте, наливала отцу кофе или подавала что-то из еды, садилась напротив и, подперев кулачком подбородок, наблюдала, как он ест и пьет с блаженной улыбкой на лице.

Меня же она постоянно пихала к отцу, требовала, чтобы я взяла его за руку и вела показывать свою комнату, что, на мой взгляд, было очень глупо. Или еще хуже, заставляла сесть к нему на колени, что было особенно неприятно и некомфортно для меня. На колени сажают годовалого ребенка или трехлетку. Мне было двенадцать. И я не хотела ни у кого сидеть на коленях, тем более у чужого для меня человека. Но мне приходилось это делать, потому что я не умела говорить о том, что мне не нравится. Однажды мать даже умудрилась сделать фото, как я сижу на коленях у своего отца, едва пытаясь не свалиться. Он даже не смотрит в кадр. Но это мое одно единственное фото с отцом.

Позже я нашла способ не участвовать в этом цирке. Если, возвращаясь из школы, я видела его машину под нашими окнами, я не шла домой. Я шла в другую школу в нашем районе, чтобы посмотреть наклейки, которые продавались в школьной палатке. Это занимало минут сорок или час, и на обратном пути, как правило, я или заставала отца в дверях, или его уже не было вовсе. Это было настоящим облегчением для меня.

Намного позже, будучи уже совсем взрослой, я рассказала про это маме. Ее реакция была весьма предсказуемой. Она упрекнула меня, сказав, что не ожидала от меня такого поведения. Она искренне не понимала, по каким причинам я не шла домой. Ее очень оскорбило то, что я рассказала.

Наверное, единственную радость, которую мне доставил мой отец, была моя собака. В какой-то из своих визитов, увидев рекламу собачьего корма по телевизору, он указал на породу собаки и сказал: “Надо завести такую собаку”. Мать сразу же поддержала его, и к моему дню рождения в феврале у меня у меня появился щенок. Это была девочка. Рыжий коккер-спаниель. Я назвала ее Ф.

Я не могла и мечтать о таком счастье. Но, увы, оно было недолгим. В моих представлениях щеночка купили для меня, и мне с ним возиться и играться. Но на деле все вышло совсем иначе. Мать резко переменилась ко мне. Я стала для нее, как она выразилась, «старшей дочерью», а собачка – «младшей». Она словно задвинула меня на второй план. Мама стала на меня чаще кричать, учить, как нужно обращаться «с маленьким ребенком» и запрещать мне заниматься своими делами. Вместо этого она заставляла постоянно играть и развлекать “малышку”.