Желтая змея - страница 22

Теперь я все делала не так. Не так гуляла с собакой, не так кормила, недостаточно играла с ней. Привычным менторским, безапелляционным тоном мама повторяла мне: «А как ты хотела??? Это же маленький ребенок! Играй! Бросай все свои дела и играй со щенком! Это твоя обязанность! Ты хотела собаку! Ты просила!”

Мать неосознанно нашла новый способ манипулирования мной. Новый способ вызывать во мне чувство вины и неполноценности. Я была в шоке. Я не понимала, почему так случилось, почему я вечно огребаю за недостаточное внимание к щенку, за то, что все делаю не так или не делаю, по словам матери, вовсе. Я хотела собаку. Я не хотела младшую сестру. Я хотела питомца, чтобы играть с ним. Я превратилась в обслугу. В няню.

Всем своим поведением мать давала мне понять, что я для нее больше не главная. Если раньше она водила меня на балет и ждала с занятия, так как оно заканчивалось довольно поздно, а идти домой нужно было по темным аллеям, то теперь мать сказала, что маленького щенка она дома не оставит, и мне придется идти одной. Истории про маньяков и насильников потеряли всякий смысл. За меня ей словно больше не было страшно. Я перестала быть маминой дочкой, перестала быть маленькой.

Стало постоянно звучать «мы» под которым мать объединяла себя и собаку. Например, она говорила: «Мы пошли гулять, а ты делай уроки». Или: “Мы обедали, щи тебе оставили на плите”. Я теперь постоянно раздражала маму. На меня обрушивалось недовольство по любому поводу, связанному с моими нуждами. Например, когда нужно было пойти и купить мне какую-то вещь, мать была злая и раздраженная, ведь нужно было оставить собаку одну дома. При покупке одежды выбирать вещи приходилось быстро и не злить маму. На мои вопросы, идет мне или нет, она всегда сухо отвечала: “Нормально. Давай быстрее, у нас собака дома одна сидит и скулит!”.

Она заполучила в лице собаки идеального ребенка. Любящего и молчаливого. И главное, всегда маленького. Почти всю заботу о питомце мать взвалила на себя. Но при каждом удобном случае стыдила меня, что я “сбросила на нее свою собаку”. Я вообще не понимала, как себя вести. Я очень рада, что не возненавидела свою собаку за все это. Хотя интерес к ней у меня почти пропал. Я поняла, что она не моя.

Я привыкла, что все равно ничего не изменить, что нужно просто приспосабливаться и терпеть. У меня была в голове каша, но однозначно я была виновата.

Чувство вины преследовало меня уже давно. Вина и беспомощность. Я стала еще более отчужденной и стала чувствовать себя отвергнутой.

В тот период произошло одно событие, очень болезненное для меня и слишком сильно повлиявшее на меня в дальнейшей моей жизни. Оно отпечаталось внутри на всю жизнь.

Зимой мама часто уходила в лес кататься на лыжах. Обычно она ходила с соседкой. Рано утром, в выходной день, они отправлялись в лес и каталась примерно до обеда. Около трех часов мама всегда была дома. В тот день соседка по каким-то причинам не смогла, и мама собралась в лес одна. Мне было тогда тринадцать лет, и я спокойно оставалась дома одна с нашей собакой. И в тот день мы точно также остались одни. Время шло незаметно. Не помню точно, чем я занималась. Наверное, смотрела телевизор.

Мама не пришла в три, не пришла в четыре. Я специально не включала дома свет, так как он означал наступление вечера. А если наступил вечер, а мама не вернулась из леса, значит, произошло что-то плохое. Мне были невыносимы мои мысли, но отделаться от них я никак не могла. Я понимала, что если с ней случилось что-то плохое, но она жива, это значит, она вернется, но мне будет тяжело справляться с тем, что с ней произошло. У нас будет очередное горе дома, опять будет дома обстановка печали. Я в очередной раз была готова принять на себя то, что мне не принадлежало. Моя психика уже была приучена принимать и перерабатывать проблемы взрослого мира, воспринимать их как неотъемлемую часть своего существования.