Свободных мест в вагоне было много и взрослые, шумно устроившись на скамейках, продолжали разговоры о чём-то своём. Александр не прислушивался к их разговорам. Он был занят пейзажами за окном и, глядя в вагонное окно, представлял себя сидящим не в вагоне, а в самолёте. Это вошло в его постоянную привычку. Когда он ехал куда-то и на чём-то, а за окном был виден простор, то непременно представлял себе, что не едет по земле, а летит на самолёте над землёй. О самолётах он не думал только тогда, когда видел их. Само видение самолётов наполняло его душу чувством родственной причастности к крылатой технике. В эти минуты Александр лишь наслаждался красотой полёта и изяществом форм крылатых машин. Без самолётов он постоянно думал о них. Скучал. Представлял окружающее его пространство, как что-нибудь авиационное. Вот и сейчас он сидел в вагоне, а представлял себя сидящим в самолёте.
Вскоре поезд тронулся. Из окна вагона Александр смотрел вниз, как когда-то из самолёта смотрел на землю. Земля пёстрой массой протекала мимо, и ему казалось, что вот-вот, ещё мгновение, и он полетит над землёй. И иногда ощущение полёта было весьма реальным. Это случалось, когда поезд выезжал на высокий мост или проезжал по высокому откосу. В эти минуты Александр был счастлив от обманчивого ощущения мнимого полёта. Ему хотелось, чтобы эти мгновения повторялись ещё и ещё. И он ждал их, эти мгновения, глядя в окно вагона, и, высматривая вдали крутящуюся землю.
Встреча с бабушкой была волнующей не только у Александра, а и у всех родственников. В больнице всем выдали белые халаты и провели в палату, где она лежала.
Иван Андреевич подошёл к матери. Он встал на колени рядом с её кроватью и осторожно обнял свою мать.
– Здравствуй, мама! – тихо, со слезами на глазах сказал Иван Андреевич. – Вот, мы и приехали!
– Здравствуй, Ваня! Здравствуй, сын мой! Как я рада, что опять вижу тебя!
Обняв Ивана Андреевича, бабушка Екатерина правой рукой лёгкими движениями гладила его голову.
Все, кто был в больничной палате, плакали. Эта сцена была настолько волнующей, что Александр еле сдерживал себя от того, чтобы не разреветься. Он, молча, стоял, наблюдая за встречей отца и бабушки, и пытался проглотить тот комок слёз, который давил ему горло. Слёзы жалости к бабушке и волнения от ожидания внимания к себе с её стороны хлынули из его глаз моментально, как только бабушка позвала его к себе и усадила рядом с собой на уголок кровати.
Иван Андреевич присел на табурет, принесённый медсестрой из коридора больницы.
Всё время, сколько Александр был рядом с бабушкой Катей, он смотрел ей только в лицо, боясь опустить глаза на одеяло и увидеть пустоту там, где должны были находиться её ноги.
– Как ты сейчас себя чувствуешь, мама? Как твои ноги? Не больно? – с этими словами Иван Андреевич вновь заплакал.
– Не плачь, Ваня! – утешала Ивана Андреевича бабушка Катя. – Мне уже не больно. Очень больно было, когда пилили кости. Я думала, что помру. Но, видно, Богу нужно, чтобы я ещё жила.
С этими словами бабушка посмотрела на Александра.
– Какой у меня внучек уже большой! – взяв его за руку, произнесла она.
Рука у бабушки была тёплая и мягкая. До этой встречи Александр видел бабушку Катю только на фотографиях и совсем не знал её. Отец с матерью мало что рассказывали о своих родителях.
Вскоре волнение у Александра прошло. Его голос перестал дрожать. На какое-то время он оказался в центре внимания сразу всех родственников. Они наперебой стали хвалить его, желая этим показать бабушке, какой у неё хороший внук. Тем самым все они хотели сделать ей приятное. Затем про Александра на некоторое время забыли. И его это не расстроило. Напротив, он, спокойно устроившись на стуле неподалёку от бабушкиной койки, так, чтобы она видела его рядом, стал наблюдать за происходящей встречей.
