– У меня есть старый друг, который живет там же. Наверное, он сможет тебе помочь. Такому экзотическому персонажу, как Юсупов, вряд ли легко было бы затаиться… Сейчас позвоню другу.
Но Адальбер позвонил не сразу, он еще помедлил и, протянув руку к жемчужине, взял ее за бриллиантовую подвеску, как взял бы за хвостик ягоду клубники.
– До чего хороша! – вздохнул он, любуясь тем, как играет на ней свет. – Неужели тебе не хочется оставить ее у себя? Я думал, ты неравнодушен ко всем историческим драгоценностям?
– Только не к этой! Во-первых, для меня это «красная» драгоценность…
– От пролитой крови? Но ведь это участь почти всех украшений, у которых есть история. Ты уже забыл камни с пекто-рали?
– Нам и тогда больше всего на свете хотелось одного: как можно скорее вернуть их на их законное место. Кроме того, жемчуг я люблю меньше, чем камни. Он может умереть, а камни не умирают никогда. И, наконец, «Регентша» связана с Наполеоном, а я, как и положено истинному венецианцу, всегда относился к императору без всякого восторга.
– Допустим! Но Наполеон не был ловцом жемчуга. Она ведь должна была существовать и до него? И прежде всего, почему ее называют «Регентшей»?
– Думаю, из-за Марии-Луизы, которой пришлось стать регентшей, когда ее супруг отправился воевать в Москву…
– Эта гусыня? Она ни на что была не годна. А уж тем более – на то, чтобы править, и незачем было награждать эту великолепную жемчужину титулом, который ей совершенно не подходил. Тебе не хочется копнуть чуть поглубже? Ведь должна же быть другая причина? Другая регентша! Настоящая!.. Или, может быть, она принадлежала какому-то регенту, как большой луврский бриллиант?
– Нито, который продал жемчужину Наполеону, может быть, что-нибудь об этом и знал, но Нито ведь давным-давно умер…
– После таких людей остаются архивы…
Морозини встал, взял со стола жемчужину и засунул ее в карман.
– Адальбер, не искушай! Лучше найди мне адрес Юсупова!
Юсуповы жили в доме 27 по улице Гутенберга, довольно красивом здании, состоявшем из главного корпуса и двух пристроек, выходивших одна во двор, другая в сад. Последняя по прихоти князя, страстно любившего представления, была переделана в театр.
Альдо пришел к Юсуповым около четырех часов пополудни, рассудив, что это вполне подходящее время для человека, не предупредившего о своем визите. Конечно, ему было бы намного удобнее договориться о встрече по телефону, но в сложившихся обстоятельствах он предпочитал действовать с предельной осторожностью.
Попросив таксиста, который его привез, немного подождать, венецианец вошел в распахнутые ворота, поднялся по ступенькам крыльца и позвонил у дверей. Открыл ему верзила, задрапированный в длинную хламиду, своей белизной подчеркивавшую черноту самой черной кожи, какую только можно было отыскать во всей Африке. Слегка поклонившись элегантному посетителю, это существо, не дав ему и рта раскрыть, произнесло:
– Я – Тесфе, слуга хозяина. Что тебе надо от него, о чужестранец?
– Минуту внимания. Не мог бы ты передать ему вот это? – ответил Морозини, протягивая негру визитную карточку, на которой приписал от руки несколько слов.
Черный исполин взял у незваного гостя из рук карточку, снова поклонился, ушел и пропал навсегда. Вместо него явился белокурый юноша, чей украшенный очками нос, бесспорно, выдавал в нем секретаря. Так оно и оказалось. Этот молодой человек, по фамилии Кетли, учтиво осведомился о цели столь внезапного визита.
